– Такие же, как по карте «Виза». Только «Виза» не переломает тебе ноги, если пропустишь платеж.
Дядя Чарли и так уже ходил как фламинго, больной артритом. Я и представить не мог, как он будет передвигаться, если действительно повздорит со своими кредиторами. По словам Шерил, которая кое-кого поспрашивала в баре, дядя Чарли был должен мафии сто тысяч долларов. Джоуи Ди утверждал, что, скорее, половину этой суммы, и кредиторы – никакие не мафиози, просто местная банда. На мой взгляд, тут не было никакой разницы. Я даже подумал, не приложил ли к этому руку Песочный человек.
Долг дяди Чарли очень тревожил меня, а еще сильней – его нежелание волноваться по этому поводу. Он преспокойно ходил туда-сюда вдоль барной стойки, подпевая проигрывателю. Как-то вечером я наблюдал за тем, как он протанцевал из-за стойки в зал – фламинго, исполняющий танго, – и мне показалось, я его понял. Потеряв свои волосы, а потом Пат, дядя Чарли отказался от погони за счастьем – карьерой, семьей, детьми – и просто наслаждался краткими моментами радости. Любые тревоги, любые неприятные мысли, мешавшие ему, он игнорировал.
Эта стратегия – радоваться любой ценой – сама по себе опасная, делала его еще и беспечным. Двое копов под прикрытием неделю сидели в баре и смотрели, как дядя Чарли в открытую вел свой частный бизнес, словно продавец галантереи. Смешивая коктейли, он принимал ставки, заключал пари, передавал цифры по телефону. В выходные те же двое копов пожаловали в дедов дом, теперь уже в форме. Дядя Чарли валялся на двухсотлетнем диване. Он увидел, как они подходят к двери, и встретил их на пороге.
– Помнишь нас? – спросил один из них сквозь москитную сетку.
– Конечно, – кивнул дядя Чарли, спокойно прикуривая сигарету от своей «Зиппо».
– Скотч с содовой, «Сигрэмс» с «Севен-ап». Чем могу служить?
Они увели его в наручниках и несколько дней в поте лица пытались выбить из дяди Чарли имена его боссов и сообщников. Когда прошел слух, что он никого не выдал, ни одного имени не назвал копам, в тюрьму стали прибывать дары. «Мальборо», газеты, подушки на гусином пуху. Следующим явился дорогущий адвокат, чьи услуги оплатил некто, пожелавший остаться неизвестным. Адвокат объяснил полицейским, что дядя Чарли скорее умрет, чем согласится сотрудничать, и убедил сменить обвинение с азартных игр на бродяжничество. Когда мы в «Публиканах» об этом узнали, то чуть животики не надорвали от смеха. Только дядю Чарли могли арестовать за бродяжничество –
Хотел бы я сказать, что арест дяди Чарли шокировал меня, или напугал, или заставил тревожиться о его безопасности. На самом деле я испытывал гордость. Он вернулся в бар победителем, героем, продемонстрировав мужской характер и храбрость в трудные времена, и никто не восхищался им сильней, чем я. Мафиози, которым он должен был проценты – те, кто «держал его за яйца», как выражались парни, – беспокоили меня, а вот полицейские нет, потому что в баре ходили легенды про копов и букмекеров, играющих в кошки-мышки, и я в них верил. В глубине души я сознавал, что такой подход – ошибочный, а моя гордость за дядю Чарли – необоснованная, и, видимо, поэтому не стал рассказывать маме про его арест. Я не хотел, чтобы она волновалась за младшего брата или за меня.