Светлый фон

Джимбо подошел посмотреть, что я читаю.

– «Примечания поклонника»[42], – сказал он. – Про что книга?

Возможно, потому, что он назвал меня Джуниор, а может, потому, что я перебрал с крепкими «Кровавыми Мэри» Мэйпса, но дальше удерживаться я не смог и вызверился на Джимбо.

– Терпеть не могу этот вопрос! – воскликнул я. – Ненавижу, когда спрашивают, про что книга. Люди, которые читают ради сюжета, которые высасывают его, словно начинку из «Орео», должны просто смотреть комиксы и мыльные оперы! О чем? Да любая книга на свете о чувствах: о любви, и о смерти, и о боли. Все книги – про слова. Про то, как человек проживает жизнь. Тебе ясно?

сюжета

Мэйпс взглянул на Джимбо, потом на меня, и покачал головой.

Джимбо работал в «Публиканах» с четырнадцати лет. Он играл в прятки с сыном Стива, Ларри, в подвале под баром.

– Как Гек с Томом в пещерах, – часто замечал он с гордостью.

Джимбо встречался с Макгроу, своим лучшим другом по старшей школе, на вечеринках с пиццей в «Публиканах» после их бейсбольных игр. Возможно, он был единственным парнем в городе, который любил бар больше меня. Он получал здесь все то же самое – ту же эмоциональную подпитку от Стива и ребят. Я пытаюсь писать о баре? Джимбо и есть бар. Он – самая верная и преданная душа, какую только можно тут найти. Вспомнив все это, осознав, что Джимбо – как сын «Публиканам», и, соответственно, как брат мне, я начал раскаиваться в том, что набросился на него. И извинился.

и есть

– Забудь, – ответил Джимбо, совершенно искренне. Это было одно из лучших его качеств.

В бар вошел Далтон. В руках он держал первое издание «Человека с огоньком»[43], которое одолжил у дяди Чарли.

– «Сегодня редкое весеннее солнце», – заорал он мне в ухо. – С этого начинается роман. Поэтично, засранец? Это же чертов английский язык! Обожаю тебя, засранец, но, честное слово, тебе так отродясь не написать!

– Тут не поспоришь, – заметил я.

– Приятель! – сказал Джимбо Далтону с упреком. – Это ты жестко.

Я поглядел на Джимбо. Минуту назад я отчитал его, но он готов был броситься на мою защиту. И это тоже было одно из лучших его качеств.

Пришел дядя Чарли. Он встал за стойку, отпустив Мэйпса, и тоже принял участие в нашем литературном салоне. Стал цитировать свои любимые отрывки из «Человека с огоньком», и вскоре все мы уже рассказывали по памяти отрывки из своих любимых писателей, Керуака, и Мейлера, и Хэммета. Кто-то упомянул культовую книгу, классику, «Ночной портье» Ирвина Шоу. Кто-то сравнил ее с рассказами Мелвилла.

– Мелвилл! – воскликнул дядя Чарли. – О, он лучший! «Билли Бадд»[44]. Читал? Билли Бадд – он как Христос.