Во вторник я заявился к секретарше редактора ровно в девять часов. Она жестом велела мне подождать, а потом прошла к нему в офис. Редактор разговаривал по телефону. Я видел, как она показывает на меня. Редактор улыбнулся и помахал рукой: заходи-заходи.

Он сделал мне знак садиться и прошептал: «Международный», – указывая на телефон. Я сел.

Редактор, отвечавший за обучающую программу, раньше был военным корреспондентом и многолетние разъезды по всему миру придали ему вид космополита. Лысый череп покрывал густой загар, а оставшиеся волосы по периметру головы были густыми и светлыми. Его лысина выглядела шикарно, вызывая зависть. Костюм сшит на заказ – в Лондоне, вне всякого сомнения, – а туфли на шнурках цвета шоколада явно вручную тачал итальянский мастер. Кто-то мне говорил, что этот редактор покупает всю обувь только у одного башмачника в Италии, уже много лет. Интересно, это правда? Еще до меня доходили слухи, что он крутил роман с кинозвездой, славящейся своей взбалмошностью, и был сильно разочарован, когда выяснилось, что груди у нее ненастоящие.

Он повесил трубку, скрестил руки на столе и спросил, как прошли мои выходные. Я ответил, что ездил в Йель.

– Я и забыл, что ты из Йеля, – сказал он.

– Да, – кивнул я.

Он опять улыбнулся. Улыбка почти как у Стива. Я улыбнулся в ответ.

– Ну что же, – начал он. – Как ты, наверное, догадываешься, редакторы тщательно изучили твои работы – и они потрясающие. Честное слово, некоторые статьи, которые ты для нас написал, просто выдающиеся. Вот почему мне жаль, что я не могу сообщить тебе хорошую новость. Как ты знаешь, когда комитет проводит голосование за стажера, кто-то высказывается за него, а кто-то против. Голосование состоялось. Я не имею права разглашать, кто как проголосовал, но, боюсь, с учетом результатов мы не можем предложить тебе репортерскую должность.

– Ясно.

– Общее мнение таково: тебе стоит поднабраться опыта. Созреть. Возможно, в небольшой газете, где ты сможешь учиться и расти.

Он ни словом не упомянул горелые крендели и ошибку в фамилии Келли. Не стал распространяться насчет моих попыток произвести впечатление или обсуждать эссе на тему «уж-простите-что-я-такой-идиот». Редактор являл собой образец сочувствия и такта. Подчеркнул, что я могу оставаться в «Таймс», сколько захочу. Однако если я предпочту уйти, если захочу приобрести журналистский опыт, что возможно только благодаря ежедневной работе с четко поставленными сроками, «Таймс» меня, безусловно, поймет, а редакторы пожелают всего самого наилучшего и дадут блестящие рекомендации.