– Новенькой! Новенькой! – возопил Тугин и вскочил со своего места. – Нам сказали, что это её… Там на дороге…

Словно плотину прорвало – дети возбуждённо закричали и принялись размахивать руками. Несколько девочек от страха заплакали.

Назревала массовая истерика.

– Тихо! Тихо! – крикнул Озеров.

В классе снова все смолкли. Что им сказать? Что все люди умирают и дети – не исключение? Что плохо переходить дорогу в неположенном месте? Что нужно не забывать сменную обувь?

Темнота пришла в Город Дождей и начала забирать жизни. Об этом не нужно говорить. Теперь это может понять даже ребёнок.

– Что нам делать? Что же нам теперь делать, Кирилл Петрович? – заголосила заплаканная девочка со второй парты.

Жить дальше? Учить урок? Устроить минуту молчания? Молодой человек беззвучно шевелил губами, не зная, что ответить.

Казалось, в окне всё ещё мигает красно-синий сигнальный свет.

В классе снова начал нарастать хаос.

– Я знаю! Знаю! – с места поднялась другая ученица и, оглядевшись, прошептала: – Мы должны помолиться. Вместе помолиться. Помогите нам, Кирилл Петрович.

Он встал перед ними, растерянный, разбитый от простуды, обескураженный последними новостями, и покорно кивнул головой.

Дальше Озеров видел, как дети один за другим закрывают глаза или прячут лицо в ладошки.

Сначала он не знал, что говорить, и не мог вспомнить ни одной выученной молитвы.

Но затем в нём, словно со скрипом, заработали ржавые шестерёнки, и глухой голос зазвучал над детскими головами в наступившей тишине:

– Господи, возьми к себе девочку из нашего класса и дай утешение её родителям…

– Она мне больше не подруга! – раздался громкий крик с последней парты.

Люба стояла с заплаканным красным лицом и смотрела исподлобья на класс.

– Она обещала, что всегда будет дружить со мной…

– Дай нам закончить, ты… – Афанасьев собрался кинуть в неё карандашом.