Озеров не мог с этим не согласиться. Похожесть и непохожесть подтверждали современные знания о генетическом коде.
– И всё-таки мне сложно их понять…
– Подожди немного. Человек может представить себя в шкуре другого, а может действительно побывать на его месте.
«Все говорят мне одно и то же, – думал Кирилл. – Ну что теперь, заводить детей только затем, чтобы проверить эту гипотезу?»
Озеров вернулся около двух ночи, а Агате и отцу Матвею ещё предстоял путь назад. Он предложил бы им остаться, но было негде. Дядя уже давно спал. Озеров лёг здоровым, а проснулся больным…
Наконец, протиснувшись сквозь плотно набитые рюкзаки, Кирилл протолкнулся к дверям учительской.
Когда он открыл дверь и вошёл в маленькую полупустую комнату, тревожное предчувствие беды тут же вернулось к нему. У окна стояла Элеонора Павловна, задумчиво скрестив руки на груди. Свет в учительской был притушен, по стенам и потолку бегали красные и синие отблески огней. Сирена не выла, и от этого было ещё тоскливей.
Озеров тихонько поставил рюкзак на стул. Она, не оборачиваясь, произнесла:
– Какой кошмар. А ведь я говорила им, чтобы сделали «лежачего полицейского».
Кирилл облизал пересохшие губы. Медленно, словно проснувшаяся посреди зимы в натопленном доме муха, он приблизился к окну, боясь задать следующий вопрос. Лицо учительницы озарялось разноцветными огнями и снова исчезало в полумраке.
– Озеров, – тихо и грустно позвала Элеонора, как будто они с Кириллом были знакомы сотню лет. – Иногда мне кажется, что мы живём в аду. Разве человек, только что потерявший своего ребёнка, не оказывается в аду? У меня нет ни сил, ни воображения представить, что это такое…
– Что произошло? – с трудом выдавил из себя слова Кирилл. – Я зашёл с другого конца улицы…
– Девочку… Маленькую девочку сбил в темноте грузовик.
«В темноте, в темноте», – зачем-то повторил про себя Озеров.
– Как? Насмерть?
Он и сам уже понял, что насмерть, просто молчать было невыносимо.
Учительница кивнула.