Девушка не могла оторвать глаз от его взволнованного лица.

– Что тебя гложет?

– Твой отец отдал служению Богу полжизни. Ты в церкви с малых лет. Ответь мне, почему Бог позволил умереть под колёсами маленькой девочке?

– Это действительно то, что ты хотел спросить?

– Давай без психоанализа…

– В таком случае: одной позволил, а другой, твоей хорошей знакомой, – нет.

– И всё-таки…

– Возможно, чтобы мы начали ценить свою жизнь и жизнь наших близких. Чтобы мы и другие дети были осторожней.

– Не велика ли цена – за такое понимание?

Она вздохнула:

– Хорошо, Кирилл, давай попробуем так: ребёнок, который пришел в мир, – это бесценный подарок. Разве то, что он уже жил на Земле, приносил радость и волнения, – не чудо? Он мог бы не родиться вовсе, мог бы погибнуть во время родов или во младенчестве. Каждому установлен свой срок.

– Жестокая версия, даже для тебя. Дать, а потом забрать. Даже малыши это понимают.

Глаза у Агаты разгорелись. Она заговорила быстрее:

– Мы говорим: разбился самолёт – как милосердный Бог мог допустить такое? Но разве не сами пассажиры покупали билеты, выбирали, лететь им или не лететь? Разве они не понимали, что поднимутся на сотни метров над землёй? В конце концов, разве Бог сконструировал самолёт? Озеров, может, я покажусь тебе ещё более жестокой. Но мать могла принести девочке пакет со сменной обувью сама. Нужно было только выйти из машины, в темноту и холод, и преодолеть опасный участок дороги, пройдя чуть больше обычного к пешеходному переходу со светофором. Но она выбрала уют автомобильного салона. Гораздо легче было сказать ребёнку, чтобы он, поблуждав в темноте, нашёл дорогу сам… Мы не знаем, скольких судеб коснётся это несчастье. Как мухи, привыкшие искать повсюду испорченное, мы наивно думаем, что любая трагедия приводит только к большим бедам. Но, возможно, преодоление горя изменит очень многих в лучшую сторону.

– Скажи это её матери и водителю грузовика.

– Мы ничего не знаем, Озеров! Мы не знаем, почему рождаемся и когда уйдём. Может быть, родителей этой девочки ждёт другая судьба, может быть, горе их объединит и на свет появятся новые дети, может быть, их ждёт расставание и другая жизнь.

– Мы ничего не решаем. Так, что ли?

Голос Агаты стал громче:

– Ты прекрасно знаешь, что решаем, но говоришь так, потому что сам испил эту чашу. Ты попробовал на вкус, каково это – оказаться в ситуации, в которой ты больше ничего не можешь изменить, там, где наступает предел твоих возможностей и остаётся только глядеть, что усмотрел Бог.

Она вздохнула и добавила: