Они делали своё дело быстро, как на конвейере. Больные были для них только очередным препятствием, которое предстояло преодолеть, пока не закончится смена. Они не говорили с ним, их пальцы словно изучали безжизненный манекен. Озеров не обижался на то, что им по сути всё равно, сможет он видеть или нет, но про себя надеялся, что в школе они учили биологию.

– Стекловидное тело цело. Сетчатка не задета. Про хрусталик сложно сказать, пока не спадёт отёк. Повезло, что предмет не острый.

На одном из уроков Кирилл рассказывал о строении глаза своим ученикам. Он знал, как работает орган зрения и как мозг воспринимает картину мира. Но слова врача сейчас не отвечали на главный вопрос: сможет ли он видеть?

Он попытался спросить об этом, но ему только пообещали длительный период восстановления. Выписали рецепт на капли, которые необходимо закапывать, и прописали полный покой.

В кабинете царила строгость, врачи были угрюмы и сосредоточены на работе. Только медсестра говорила ему что-то утешительное, когда перевязывала, – Озеров едва успел расслышать по акценту, что она не местная и, наверное, приехала в Город Дождей недавно.

Озеров вышел из больницы таким же, как пришёл, – не имея ценных сведений, изменится ли его жизнь после травмы. Жидкость, которую ему закапали в глаз, приятно холодила веки и притупляла боль.

Странные обстоятельства заставили Озерова оказаться посреди рабочего дня, а не когда уже спустилась ночь, в центре Города Дождей.

Раньше он так часто бродил по городу, имея вагон времени, а теперь удивлялся, что не нужно никуда бежать. Он стоял у стен больницы, стараясь окончательно успокоиться и решить, что делать дальше. Мимо по тесному тротуару шли люди, спеша по своим делам и не замечая его.

Было непривычно светло. Тусклый свет, как ни странно, обрадовал его – слишком давно Кирилл не выходил под открытое небо днём. Он медленно побрёл вдоль оживлённого проспекта.

Лекарство, вероятно, начало действовать, потому что теперь он даже мог сделать попытку приоткрыть опухшее веко. Но всё, что ему удалось увидеть, было сплошной стеной, окрашенной в густо-красный цвет.

Мысли потекли медленнее, и ему снова показалось, будто всё происходящее с ним – это обыкновенный сон.

До метро нужно было долго идти пешком. Когда боль начала утихать, Озеров почувствовал страшный голод. Он, как был с повязкой на глазу, зашёл в ближайшую закусочную и за считаные минуты уничтожил предложенный ему обед. Здесь, в помещении, было гораздо теплее, и он поднёс онемевшие пальцы к батарее.

Теперь нужно было решить, куда ехать. Сейчас он был слишком измотан, чтобы самостоятельно купить себе лекарства. Он хотел попросить Агату, но она всё ещё была на работе.