Тяжело ступая, в церковь входит Элси. За ней Грейс, жена Джима. Потом мы. Священник в полном облачении встречает гроб с телом покойного у ворот церкви, процессия с пением приближается. Становится жутко. Мы все стоим. Гроб утопает в цветах, их лепестки дрожат и кокетливо колышутся, гроб везут по проходу. Провожающие красиво обряжены в черное – с головы до ног, от перчаток до сумок. Роза, три ее дочери, включая красавицу модель, чей-то муж, миссис Дж. и улыбающаяся католичка, только на этот раз без фирменной улыбки, – та ждет своего часа. Я почти не слышу заупокойной службы; мистер Лейн наконец удовлетворен великолепием церемонии – все устроено надлежащим образом.

Затем мы следуем за похоронной процессией из боковой двери на улицу, которая ведет в гору до самого кладбища. За высокой черной повозкой, которая движется за священником, чинно и торжественно идущим в черно-белом облачении, медленно едут автомобили с провожающими – общая машина, еще такси и большой новый красный автомобиль Герберта Дж. Герберт выглядит ужасно: весь зеленый и очень испуганный. Мы садимся к нему.

– Что ж, старина Перси всегда хотел, чтоб его похоронили в Девоне. – Было понятно, о чем он думает: следующая очередь – его.

У меня слезы подступили к горлу. Тед обратил мое внимание на детей из начальной школы за окном: они сидели во дворе на ковриках и смотрели на траурную процессию без грусти, с обычным любопытством. Мы вышли из машины у кладбищенских ворот. Все вокруг плавилось от жары. Ряд черных женских спин. Шесть котелков представителей похоронной службы оставлены в траве у первых тисовых кустов. Гроб на досках, все речи сказаны, прах к праху – вот и все, что осталось, ни славы, ни небес. Немыслимо узкий гроб опускают в узкую дыру в рыжей земле и там оставляют. Женщины окружают могилу прощальным кругом. У Розы возвышенное, прекрасное, неподвижное лицо, католичка бросает в могилу горсть земли, которая глухо стучит по крышке гроба. Меня охватывает острое желание тоже бросить пригоршню земли на гроб, но это кажется неприличным – словно мы торопимся поскорей предать Перси забвению. Мы уходим, оставляя могилу зияющей. Неловкое чувство. Правильно ли, что он остается там один, неприкрытый?

Домой мы идем пешком, спускаемся с холма, рвем по дороге фуксию, наперстянку и обмахиваемся куртками из-за жары.

4 июля

Пришла Роза в одолженной у кого-то черной велюровой шляпе, я впустила ее в дом. Она едет в Лондон, но через неделю вернется. Она сделала прическу, и теперь на голове у нее волна из тугих локонов. Она оправдывается: