Сытин поддержал меня и в вопросах методологического характера. Рубеж 80–90-х годов был для меня сложным временем. Продолжая заниматься Французской революцией, я оставался в значительной мере на позициях традиционного для советской историографии классово-формационного подхода, между тем как, обратившись к крестьяноведческой проблематике, должен был от него отказаться. Впрочем, уже по отношению к борьбе между жирондистами и якобинцами и установлению якобинской диктатуры я чувствовал познавательную ограниченность этого подхода.
Уже в условиях Перестройки я смог высказать свои затруднения, сформулировав тезис о «разрешающих возможностях» метода, иными словами, его эпистемологических пределах. Сергей Львович меня поддержал. Поддержал он меня и в отношении крестьяноведения, научно-теоретический статус которого как междисциплинарного направления исследований я пытался сформулировать. Вопреки тому, что бдительные оппоненты сразу определили немарксистский характер моих разработок. В 1989 г. я со всеми понятными предосторожностями (максимум материала – минимум формулировок) довел их до монографии, а затем представил к докторской защите. В августе 1991 г. под лязг гусениц танков разослал автореферат.
«Рад Вашему автореферату, – откликнулся Сергей Львович. – Какую глыбу Вы подняли. Мало кто решается в наши дни брать такие сюжеты. Предпочитают бродить “на изящных задворках науки”»[1050]. Оценка Сытина меня порадовала. Правда следует сделать оговорку. Одобрение моих крестьяноведческих исследований не означало со стороны Сытина поддержку моей «девиации» от марксистских канонов в отношении крестьянства. На это справедливо указала И.Л. Зубова: «Вы про свою монографию пишете, что разрабатывали материал по принципу больше фактуры, минимум концептуальных формулировок. С.Л. Вас поддерживал. Он и мне такое наставление неоднократно давал при работе со школьниками»[1051].
И такое наставление характеризует, я думаю, позицию Сытина времени Перестройки. Выраженный концептуалист, он предлагал отойти от сшибки терминов, которые из методологических концептов превращались в дискуссиях рубежа 80–90-х годов в ярлыки. Тем более это стало актуально для школьного образования после 1991 г.
В отношении к советской истории Сытин высказывался против того, чтобы «начавшееся освещение “белых пятен”» – эвфемизм темных сторон развития советского общества, включая Большой террор – «заслонило все остальное». «Предстоит, – указывал он, – не менее сложная задача – пересмотр проблем, связанных с современным капитализмом, практикой социалистического строительства». А в отношении методологии истории Сытин выступал одновременно «как против догматизма, так и против попыток подмены социалистического плюрализма буржуазными концепциями развития общества»[1052]. И.Л. Зубова подтверждает: Сытин «поддерживал плюрализм социалистических концепций исторического развития общества. Этот принцип он переносил на политический плюрализм, он должен быть ограничен рамками социалистического выбора»[1053].