Однако ведущая тенденция в советской историографии выводила на руководящую роль якобинцев во главе с Робеспьером и его соратниками, которые, в отличие от «бешеных», располагали общенациональным политическим авторитетом и общефранцузской организацией (филиалы Якобинского клуба были по всей стране), а главное – государственной властью, что делало якобинцев наиболее подходящим символическим прототипом для большевиков. Эта аллюзия, в свою очередь, сакрализовала якобинскую диктатуру.
Отстаивая роль «бешеных», Сытин шел против течения, но ему, к счастью, не пришлось подвергнуться той «выволочке», которую учинили в Соцэкгизе Захеру, изуродовав его монографию в угоду господствовавшей якобинистской схеме (и в меру издательской культуры) (см. гл. 3). Однако, к сожалению, Сергею Львовичу отчасти из-за господства этой схемы, не удалось издать свою монографию. Материалы его диссертации были опубликованы лишь в нескольких местных изданиях и, разумеется, представляют теперь библиографическую редкость[1030].
Основоположения диссертации здесь сохранялись, а сталинские цитаты заменялись цитатами из Ленина. Без всякого ущерба для смысла! Ибо, как говорил в беседе со мной Захер, все, что у Сталина было верно, взято у Маркса – Энгельса – Ленина, а то, что было сочинено им самим, то неверно. Вероятно, Сытин разделял подобное отношение к советскому марксизму времен культа.
В споре Ревуненкова со «школой Лукина – Манфреда», как называл своих оппонентов Владимир Георгиевич (потом – «московской школой»), Сытин занял особую, независимую позицию. Он упрекал Манфреда в упрощенном толковании ленинского высказывания о «якобинцах с народом», ставшего своеобразным символом веры и программным положением для оценки якобинской диктатуры и ее лидеров.
«Вы знаете, – обращался Сытин к участникам упомянутого симпозиума 1970 г. в Институте истории, – много прекрасных аллегорических скульптурных групп, символизирующих[1031] союз пролетариата и крестьянства. Можно ли эти аллегории использовать для характеристики союза якобинцев и народа? Отвечать приходится решительным “нет”. Союз якобинцев с народом могла бы олицетворить лишь группа людей, которые в силу железной необходимости крепко держатся одной рукой друг за друга, а другой рукой наносят соседу ощутительные удары. Это был
Вместе с тем Сытин не принимал толкование якобинской диктатуры как антинародной с тотальным противопоставлением лидеров якобинцев народу (при отождествлении эбертистов с «бешеными»), которое выразилось в сочинениях Ревуненкова. «Попытки сблизить эбертистов и “бешеных” на почве единого понимания равенства затруднительны, так же как затруднительно утверждать, что Робеспьер толковал равенство в чисто буржуазном духе. В действительности все было гораздо сложнее», – убеждал Сытин.