Первое мое оппонирование случилось в 1979 г., в год тяжелейшего инфаркта А.В. Моей «подзащитной» выступала Зинаида Алексеевна Чеканцева. Смею так говорить, поскольку отсутствие Анатолия Васильевича накладывало на меня особые обязательства. А.В. это оценил: «Хотел, во-первых, от души – хотя и с опозданием – поблагодарить Вас за доброе отношение ваше к моей ученице З. Чеканцевой и за содержательное, интересное выступление по ее работе»[1129].
Потом последовали защиты Милы Пименовой, Жени Обичкиной, Эльмара Гусейнова. К середине 80-х, как с удовлетворением отмечал Адо, сложилось нечто подобное «клану способных молодых людей», которые учились у него – уже «что-то вроде небольшой школы»[1130].
А познакомился я с Анатолием Васильевичем очень давно, когда никакой «школы Адо» и в помине не было. Случилось это весной 1958 г., Адо приехал с группой студентов на архивную практику в Ленинград и навестил в Петергофе Захера. Он занимался статьями Альбера Собуля, готовя их к изданию (то было первое издание выдающегося историка-марксиста в СССР). И консультировался с Я.М. относительно перевода различных терминов и, главное, характера и стиля комментариев. Оттепель была в самом начале, и требовалась вящая деликатность в отношении даже тех дружественных нам ученых, которых называли «прогрессивными»[1131].
На Якова Михайловича Адо произвел хорошее впечатление, он с удовлетворением обратил внимание на его французское произношение, и Адо пояснил, что брал частные уроки. А меня А.В. поразил своим стильным видом (на нем был модный кожаный пиджак, подобный которому мы видели тогда у «стиляг» на Невском). Вообще он был как бы из другого мира. Подлинно столичная штучка!
На следующий год я посетил Адо в Доме аспирантов и молодых преподавателей МГУ на Ломоносовском проспекте. Разумеется, он был одет по-домашнему, но ощущение параллельных миров сохранилось. Я кончал университет, и будущее представлялось мне совершенно неопределенным. Понимал бесцельность своего визита, но то была инициатива Захера, который был очень озабочен моим научным будущим. Адо был беспощаден: пути в науку о Французской революции для меня нет. Чувствовалось, что ему неприятно это говорить, но, в конце концов, ни его университетское положение, ни деловые связи не были настолько солидными, чтобы предложить мне содействие в поступлении в аспирантуру.
Все же чувство обиды у меня осталось, и я не встречался с Адо вплоть до того момента, когда мне понадобился официальный внешний отзыв для защиты кандидатской. А.В. очень охотно пошел навстречу и даже сказал, что не прочь стать оппонентом. Его отзыв оказался замечательным с тонким прочувствованием задач, которые я перед собой поставил, и с полным одобрением самого подхода: «Прежде всего, – писал Адо, – хочу приветствовать научную смелость автора диссертации… Во-первых, потому что тема, избранная А.В. Гордоном… чрезвычайна трудна и очень широка по замыслу… Сюжет не кандидатской, а докторской диссертации. Во-вторых, и это главное – потому что тема эта “классическая”… вызывающая оживленные споры. Притом споры не только в одном плане – вся марксистская наука против буржуазной; споры идут и в марксистской науке, в том числе советской».