В борьбе за хлеб крестьяне, указывал Адо, выдвигали эгалитаристские требования, в том числе земельного передела, которые, подчеркивал он, затрагивали феодальную структуру землевладения. Совершенно верно, если считать сохранение крупного землевладения наследием феодализма. В ленинской трактовке и в понимании самих крестьян так и было: противостояние крупной земельной собственности с мелким землевладением воспроизводило квазифеодальную (в духе Старого порядка) структуру аграрных отношений.

Все же, не могу не возразить, передел земли затрагивал в том числе отнюдь не феодальный принцип частной собственности на землю. Не случайно все публичные политические фракции революционного времени соединились против «loi agraire».

Почему же исследователь, превосходно видя эти шероховатости, настаивал тем не менее на антифеодальной доминанте? Понятно, что противостояние Старому порядку, сеньориальным привилегиям и притеснениям, церковной десятине обеспечивало концептуальное единство крестьянства. Немаловажно, видимо, что на этой основе выстраивались новые и, как представлялось, устойчивые подпорки для марксистско-ленинской традиции считать крестьянство важнейшей движущей силой революции. В этих же целях советскому историку потребовалось сделать и следующий шаг в развитии своей концепции – представить крестьян радикальной силой капиталистического прогресса.

Движение в этом доктринальном направлении в значительной мере носило полемический характер. Адо оспаривал господствовавшее в западной историографии, включая марксистов, убеждение в реакционности уравнительных и коммуналистских устремлений крестьян. Поскольку общим знаменателем для подобных устремлений провозглашался «антикапитализм», советский ученый, отстаивая прогрессивность крестьянского натиска, должен был доказывать его «капиталистичность». Такой ход мысли был в то же время и органичным для историка-марксиста, хорошо знакомого с ленинскими идеями о том, что торжество уравнительных требований крестьян («чистка земли» от феодализма) создает наилучшую базу для прогресса капитализма в аграрной сфере.

Адо предпринял исключительные по затратам труда[1140] и напряжению мысли усилия, чтобы вписать крестьянскую активность революционной эпохи в рамки классической концепции Французской революции как перехода от феодализма к капитализму, но в результате его усилий эти рамки зашатались еще сильнее.

«Классическая концепция» в ее исходном либеральном варианте породила тенденцию к принижению крестьянской активности и выведению ее за рамки революции. Возник своего рода эпистемологический парадокс. Либеральные историки, защищая в прямом и переносном смысле «чистоту» буржуазной революции, отвернулись от крестьянского участия в ней. Объясняя этот парадокс и ссылаясь на уничижительный отзыв Олара о «жакериях», Адо отмечал неприемлемость «факта гигантского размаха народного насилия в годы революции» для «либерального сознания»[1141]. И вопрос о крестьянском участии подняли те французские историки, что стояли на антиреволюционных позициях.