Я вздохнула и побрела выполнять указание, пока старуха не распалила саму себя гневными речами и не начала размахивать клюкой.

Кроме того, после возвращения из Кабула я старалась не попадаться на глаза Абдулу Халику. Помня, как он отреагировал на мою неосторожную просьбу разрешить мне взять с собой сына, я не имела ни малейшего желания встречаться с ним вновь. Да и общая атмосфера в доме, которая и так никогда не была жизнерадостной, сейчас стала особенно мрачной, в воздухе чувствовалась странная напряженность. Я не могла понять, в чем дело. И даже Джамиля, хотя и оставалась со мной, как и прежде, ласковой и приветливой, как будто что-то скрывала. На мои вопросы она отвечала шуткой и старалась побыстрее сменить тему. Что касается Шахназ, то к ней обращаться было и вовсе бесполезно: она реагировала либо откровенной грубостью, либо презрительным фырканьем.

Через старшего сына Джамили я передала тете Шаиме записку, в которой сообщила, что мы вернулась из Кабула. Мне не терпелось рассказать тете о поездке. Теперь настал мой черед делиться с ней историями. Прежде всего о Замаруд и о взрыве, а еще о Хамиде и Суфие и о том, как и чему учила меня миссис Франклин в Учебном центре для женщин. Но прошла неделя, затем еще одна, а тетя Шаима так и не появилась. Меня охватила тревога, я терялась в догадках, что могло приключиться с тетей.

За две недели, проведенные в Кабуле, я успела почувствовать почти забытый вкус свободы и, оказавшись вновь запертой в четырех стенах, особенно ярко ощутила разницу. Независимость, даже намек на нее заставлял все мое существо тосковать по столице. К тому же я так и не узнала, что случилось с Замаруд.

Мы с Бадрией ждали решения Абдула Халика — позволит ли он нам поехать в Кабул на очередную сессию парламента. Но Бадрие Абдул Халик пока ничего не говорил, а меня и подавно не посвящал в такие дела — во всем, что не касалось спальни, он обращался со мной скорее как с дочерью, чем с женой.

В конце концов Бадрия решилась подойти к Гулалай-биби и спросить, не знает ли она, случайно, о планах сына насчет нашей дальнейшей работы в парламенте. Прислонившись к косяку двери и скрестив на груди руки, Гулалай-биби начала что-то рассказывать Бадрие вполголоса, но, увидев меня в коридоре неподалеку от них, замолчала на полуслове. Обе смущенно переглянулись.

— Давай-ка отправляйся чистить ковры в гостиной, — скомандовала свекровь, — и хотя бы раз постарайся сделать это как следует! Я не хочу, чтобы комната выглядела запущенной.

Я двинулась дальше по коридору, но, не дойдя до гостиной, застыла на повороте и вся превратилась в слух.