– Чарли! Эй, Чарли, давай к нам! – лучась улыбкой, закричала с верхотуры Хелен; рядом с ней Крис и Крис подняли большие пальцы.

– Ш-ш-ш! – одернула Алина, но, развернувшись, увидела меня. – Ну, здравствуй, сколько лет, сколько зим!

– Чарли! – воскликнул Айвор. – Чарли, мой мальчик!

Сценическое действие прервалось, и Алекс, даром что с окровавленными руками, зааплодировал, следом Джордж со всей компанией, а из-за его спины зачастила Полли: «Я знала, знала, что ты вернешься! Говорила же!»; рядом засмеялась Фран, а вместе с ней Айвор.

– Возвращение блудного сына! Чарли Льюис, – провозгласил он, крепко пожимая мне руку. – Мы счастливы. Давай-ка прикинем на тебя костюм.

Я снова оказался в гуще банальной неловкой мелодрамы притворства, где царят показные истерики и надуманные препятствия: «Я это играть не могу», «Не костюм, а жуть какая-то», «Мы так никогда не успеем к сроку». Работали часами напролет, и каждый час приносил с собой очередной кризис, новый взрыв. Майлз посмел критиковать игру Алекса, Алекс в долгу не остался, да еще прибавил желчи; Люси чересчур увлеклась и в пылу битвы ткнула Колина шпагой в ухо; Полли все время забывала текст, а Кит под шумок бегал звонить жене и каждый раз возвращался в слезах.

В подъемных блоках застревала веревка; бесследно исчезал реквизит; а тут еще поднялся летний ветер, из-за чего кулисы надулись, как паруса, а колосники начали угрожающе раскачиваться; Джордж объявил, что гриппует, но Алина запретила ему об этом думать; актеры попеременно то лепетали, то переходили на крик, то тарахтели, то мямлили, то выпячивали себя, то тушевались, а в промежутках между кризисами и взрывами все шатались без дела, резались в карты, гоняли мяч, усиленно жарились на солнце, чтобы смахивать на итальянцев, сплетничали, рассыпались в похвалах – когда искренне, а когда не очень. При любой возможности за мной заходила Фран, и мы вместе искали уединенное место, чтобы целоваться и разговаривать (реально разговаривать), пока все не встало на свои места – ну почти. Несмотря на мелодрамы, без которых не обходились репетиции, наши отношения сделались как-то спокойнее, – наверное, нечто подобное ощущается после исповеди: мы видели себя взрослыми, умудренными опытом, не то что пять дней назад, когда были сущими детьми.

В четверг, в семь часов вечера, после распевок и скороговорок, похожие на стильных призраков, облаченных в бледно-серые и пепельно-голубые одежды, мы всей труппой собрались на газоне за сценой, чтобы послушать напутственную речь Айвора, в которой тот на все лады повторял, как нам важно сплотиться, уметь друг друга слушать и упорно идти к цели.