Это была пора нежности, взаимной заботы, и некоторое время нам казалось, что мы сумеем продержаться. Но до какого предела? Стоило ли мне посещать вместе с ней университетские дни открытых дверей? Как она отреагирует, узнав, что я вообще не стал подавать заявление ни в один колледж? У меня была новая работа, был дом на двоих с отцом, была своя компания, да и вообще: с какой стати люди зацикливаются на образовании? Я разбирался в арт-хаусе не хуже Фран, а начитан был даже лучше; только снобы ставят во главу угла высшие баллы и университетский диплом. Я постоянно репетировал в уме эти доводы, готовясь к тому дню, когда придется высказать их вслух.

А в начале ноября у нас произошел несчастный случай. Мы занимались сексом на заднем сиденье автомобиля, хихикали, сталкивались лодыжками и локтями, но я, надевая презерватив, поторопился, и только когда мы в изнеможении откатились в стороны, нам открылась злая шутка судьбы: он попросту исчез, но потом обнаружился, липкий и устрашающий. Мы оба перепугались, и Фран потребовала, чтобы я чуть свет отвез ее в Брайтон за посткоитальной таблеткой. «Не хочу откладывать, – сказала она, – чем скорее, тем мне будет спокойнее», и в сырой предрассветный час понедельника я с водительского места смотрел, как она выдавливает из блистера заветную таблетку и, словно противоядие, обильно запивает водой.

Собственно, это и было противоядие; мы оба вздохнули с облегчением. Но случись ей забеременеть, кому от этого было бы хуже? Мой отец стал родителем в двадцать один год, когда был немногим старше нас; впрочем, брать пример с нашей семьи, наверное, не стоило. И все же несчастный случай, который для Фран мог обернуться катастрофой, для меня стал бы, наверное, если не идеальным, не долгожданным, то вполне приемлемым решением. Мне хотелось одного: быть рядом с ней, но ей-то хотелось гораздо большего. Тот эпизод высветил неравенство достижений, возможностей, целей и желаний.

Расставание произошло в первые дни нового года. Насколько я понял, она решила «не омрачать Рождество» и обставить для себя наш разрыв как очередное новогоднее обещание: 1) пить больше воды, 2) разорвать отношения. Все произошло шаблонно и предсказуемо, как во время напряженных и несколько истеричных занятий по сценической импровизации. На сцену расставания наложил свой отпечаток даже выбор времени и места – ненастный воскресный день на безлюдном пляже в Какмир-Хейвене, суровый и негативный, как сказала Фран; там мы вели себя скованно и напряженно, а меня еще черт дернул высказаться насчет ее снобизма – давно наболело. «Чарли, ну когда, – взмолилась она, – когда я такое говорила?», и, хотя ничего конкретного я ответить не смог, Фран, мне кажется, поразилась и расстроилась от моих злобствований в адрес ее друзей-студентов, а заодно и родителей, которые определенно считали, что она может сделать более удачную партию. Разгоревшийся спор для нас обоих стал точкой невозврата, и, пока угасал дневной свет, а изморось переходила в дождь, перед нами ребром встал вопрос: как выбираться из этого неуютного, ветреного угла? Фран отказывалась садиться со мной в машину, я отказывался уезжать без нее, и когда мы в конце концов молча двинулись в обратный путь, нам приходилось то и дело тормозить, чтобы еще немного покричать, поругаться и поплакать.