– Ладно, тут нам делать нечего.

– Пять минут, – попросил я. – А потом уйдем.

Чтобы не выглядеть белыми воронами, мы подошли к доске объявлений и стали разглядывать подборку старых черно-белых фотографий.

– Не иначе как в наш год ни у кого не оказалось камеры.

– А ведь это Майлз, – сказал я и добавил: – А рядом, кажется, мой затылок.

– Самый ценный представитель нашего коллектива.

– Да! На мне держался весь ваш спектакль!

– Притом что ты постоянно отлынивал! – засмеялась Хелен, а я подумал: не в том ли опасность таких сборищ, что они показывают, насколько прочно засели у нас в памяти другие люди, тогда как мы сами не запомнились никому.

Правда, к Полли это не относилось. Второй щит был целиком посвящен ее портретам шестидесятых годов (короткая стрижка, глаза-угольки, наряды – сплошь Карнаби-стрит), а также ее снимкам в разных ролях, но с одинаковым выражением лица: неизменно распахнутые глаза и полуоткрытый рот. Через некоторое время к нам присоединился некто похожий на папашу Колина Смарта, но оказалось, это сам Колин Смарт. «Смотрите, как я вырос!» – сказал он, хотя не вырос ни на дюйм. Мы разговорились, начали припоминать какие-то фамилии, но мне стоило больших трудов не терять нить беседы и не вглядываться в толпу поверх его плеча. Надеялся ли я на более веселую тусовку, из тех, что длятся за полночь? Многие участники пришли с детьми, которые хватали с фуршетного стола чипсы, а у стойки я оказался рядом с Люси Тран; ныне врач-педиатр, она держалась оживленно и мило, сыпала шутками, но лишь до тех пор, пока речь не зашла о нашей школе. Поддерживаю ли я отношения с Ллойдом, Харпером и остальными?

– Нет, уже давно не поддерживаю. Такое бывает. Наши пути разошлись.

– Как хорошо! Отличная новость! Они меня замордовали, эти мальчишки. Гаденыши.

– Да, была в них гнильца.

– И в тебе тоже, Чарли. Таким мерзавцем, как они, ты не был, но ни разу их не осадил.

– Это верно. Я порой и сам об этом думаю. Приношу свои извинения.

– Ладно уж. Ты исправился.

– Правда? Господи, я уж всякую надежду потерял!

– Ты прочел мое послание?

– Какое послание?

– Я его написала на твоей школьной сорочке. В последний день занятий.

– Да, прочел. «Ты доводил меня до слез».