– Зачем идти? Мы тебя подвезем.

– Мы тебя забираем.

– Двадцать шестого, сразу после Рождества. Ждем до семи вечера.

– Чарли, – сказал Алекс, – все, чего мы хотим на Рождество, – это ты.

Я вновь сел за парту только в сентябре 2003-го, в двадцать три года. Формально я относился к категории «возрастных обучающихся», хотя возраст не прибавлял мне зрелости, если судить по количеству фальстартов, заносов, похмелий и нарушений графика. Для начала пришлось закрыть все бреши, оставшиеся после школьных выпускных экзаменов, потом сдать эквивалент абитуриентских испытаний, потом найти достаточно благосклонный университет, где не задавали вопросов о гигантских пробелах в моем резюме, и все это время на выходных и по ночам я подрабатывал в барах и ресторанах, а после смены отправлялся куда-нибудь на тусовку. В ту пору я словно вернулся в дни ранней юности, когда обязанность трудиться наталкивалась на желание никогда не ударять пальцем о палец; в результате мое образование уподобилось огромному пазлу, который долго пылился на столе, собранный лишь наполовину. Соблазн махнуть на него рукой и смести все фрагменты со стола в коробку был невероятно велик. Я бы, конечно, не справился без Хелен и Алекса, которые всячески меня поддерживали, проверяли домашние задания, напоминали своевременно подавать заявления, и теперь я все чаще думаю, что дружба – это такой дар, с которым не сравнятся ни школьные успехи, ни удачи карьерного роста.

Основу – довольно шаткую – для моих занятий составили два школьных предмета, которые я выбрал в качестве профилирующих: информатика и изо. На какой-то тусовке в августе девяносто седьмого совершенно незнакомый мне человек сказал: в жизни важно нащупать то, что у тебя хорошо получается, и сделать это своей профессией. Но компьютеры и изобразительное искусство сочетались примерно как лук и шоколад, то есть никак. В университете я окончательно убедился, что грызть гранит науки – это не по мне. Одаренным компьютерщиком я не был и уж тем более не видел себя в искусстве, однако мой тьютор посоветовал мне записаться на курс визуальных эффектов и анимации, где меня научили работать в программах с внушительными названиями «Премьер», «Фьюжн» и «Ньюк». На заработанные в барах деньги я купил самый мощный компьютер, какой только смог себе позволить, и освоил композитинг, рендеринг, каркасное моделирование, матирование, а пока эти навыки укладывались у меня в голове, культурная среда начала меняться.

Оказалось, что зомби и вампиры, космические корабли и пришельцы, которых я обожал рисовать в школьные годы, а также нескончаемые часы, отданные фильмам и игре в «Дум», сыграли важную роль в обучении ничего не подозревавшего оболтуса. Мне и раньше не составляло труда нарисовать свисающее на нерве из черепа глазное яблоко, но теперь, владея нужной программой, я мог заставить его поблескивать и отвратительно раскачиваться, а уж превратить горстку из двадцати человек в двухсоттысячную толпу или омолодить главного героя было проще простого. Так я пришел к визуальным эффектам – моей нынешней профессии. Через информатику и изо.