– А Лотта? – спросила она, и её голос дрогнул. Биргит покачала головой.

– Я не знаю, что с ней. В самом конце нас разделили. Меня отправили в Мекленбург, а её освободили.

– Почему?

– Не знаю. Когда объявили конец войны, меня отправили в лагерь для беженцев. Опять лагерь! Последнее, чего мне хотелось. – Биргит мрачно усмехнулась. – Наконец мне удалось поговорить с человеком, который позволил мне вернуться домой. Я всюду спрашивала о Лотте, но тут такой бардак. Никто мне, конечно, не ответил.

– Может быть, её тоже отправили в лагерь. – Теперь, когда Биргит была совсем рядом, в её объятиях, Иоганна ощущала горячую, пьянящую надежду. Если вернулась Биргит, почему не может вернуться Лотта? И Франц, и Вернер тоже? Она любила весь мир, ей хотелось, чтобы все выжили. Чтобы все были живы.

– Иоганна, – тихо сказала Биргит, разжимая её руки, – Лотта… она ждала ребёнка. Сейчас он, наверное, уже родился.

– Ребёнка? – изумлённо воскликнула Иоганна. Биргит рассказала ей, что произошло, и она долго печально качала головой.

– Бедная, бедная Лотта.

– Она была такой сильной всё это время, Иоганна. – Глаза Биргит наполнились слезами, она быстро их сморгнула. – Её вера была такой сильной. Ты ходила в аббатство? Может, там знают?

– Нет, я что-то не подумала. – Как ни странно, ей не пришло в голову обратиться в аббатство, возвышавшееся над городом. Может быть, она старалась не думать о нём, о том месте, которое в определённой мере забрало дорогих ей людей, принесло их в жертву. – А что они могут знать?

– А вдруг знают? Давай надеяться.

Иоганна кивнула.

– Хорошо, я туда схожу. Но первым делом ты должна увидеть маму.

Лицо Биргит напряглось.

– А папу?

– Он… он ещё жив, – осторожно произнесла Иоганна, и лицо Биргит резко помрачнело.

– Что значит – ещё?

– Пойдём наверх, – велела Иоганна. – Там увидишь и его, и маму. Она так тебе обрадуется.