Выйдя из маленького магазинчика с хлебом в руках, Эрнест заметил в углу молодого китайца в красных подтяжках. Вот уже несколько дней он крутился там, жуя зубочистку или что-то в этом роде, и наблюдал за тюрьмой через дорогу. Время от времени он поправлял свою коричнево-зеленую клетчатую кепку. Этот человек напомнил ему дерзкого красивого юношу в элегантном костюме и фиолетовом галстуке. Жениха Айи, Ченга. Но юноша в подтяжках не был Ченгом.

Мысли Эрнеста вернулись к Айи. В последний раз, когда он видел ее, она была одна, плохо одета и выглядела голодной. Он задавался вопросом, не случилось ли что-нибудь с ней, Ченгом, и ее семьей. И их ребенок. Он надеялся, что она хорошо обращается с ребенком, и ему очень хотелось узнать, мальчик это или девочка. Всем сердцем и душой он мечтал когда-нибудь встретить своего ребенка, который свидетельствовал о том, что у него все еще оставалось что-то ценное.

Он свернул на дорожку, ведущую к комнате на чердаке.

Он чувствовал усталость. Каждый день он шел одним и тем же маршрутом от сапожника к своему чердаку: грязный сапожник, хлебная лавка, тюрьма, рисовая лавка, аптека, заброшенная лавка дантиста, а затем ряд деревянных зданий, в которых находился его чердак. Поднявшись по узкой и крутой лестнице, он входил в комнату и съедал половину купленного хлеба. Затем спускался вниз и помогал старому Ляну почистить клубни таро. Он ложился спасть с заходом солнца, вставал на рассвете.

Огромное серое небо, словно океан морской воды, не менялось. Звук японских истребителей, постоянный гул над крышей, не менялся. Какая – то часть его сознания полагала, что так пройдет вся его жизнь, но в глубине души он надеялся, что ошибается.

* * *

Порыв ветра, нежный, как прекрасные волосы женщины, коснулся его лица, принеся с собой музыку. Очарованный, Эрнест свернул со своего обычного маршрута и направился на звуки музыки, тихой печальной мелодии, которой он никогда не слышал. Он добрел до деревянного знака, отмечавшего границу района, подошел к высоким каменным воротам, украшенным изогнутым фронтоном с гладкой резьбой, фрагментом неоклассических зданий в Поселении, и заглянул в темный узкий переулок, где несколько человек с испачканными грязью лицами сидели на корточках.

Мелодия, похожая на погребальную, лилась из переулка, заманивая его вглубь. Он нырнул под баррикаду из мокрых туник, длинных брюк и красного нижнего белья, проходя мимо мужчин, которые безучастно смотрели на него.

С каждым его шагом музыка становилась все громче, и он, затаив дыхание, остановился перед маленькой калиткой. Через щель в воротах он смог разглядеть внутренний двор, где девушка с заплетенными в косу волосами стирала белье в ведре, а двое мужчин вязали веревку. Рядом с ними старик играл на инструменте, похожем на гитару, с двумя струнами. Каждый раз, когда он натягивал смычок, в воздухе вальсировала меланхоличная мелодия.