В правительство Горбачева входил Александр Яковлев. По его инициативе были сняты цензурные ограничения с таких книг, как «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» и «Мы». В июле 1991 года он писал о России: «Глубоко больное общество… Перманентное опустошение душ. Укоренившаяся презумпция виновности человека – эта мать-кормилица сотен тысяч надсмотрщиков над нашей нравственностью, совестью, чистотой мировоззрения, послушностью властям. Правда, приравненная к уголовщине»[72]⁹¹.

Спустя пять месяцев СССР перестал существовать.

С падением коммунизма можно было бы предположить, что роман «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый», как и «Слепящая тьма» и «Архипелаг ГУЛАГ», станет книгой, принадлежащей к исключительно определенному и ограниченному историческому периоду, однако дискурс вокруг романа перешел на вопрос о машинах. Необходимо подчеркнуть, что Оруэлл в гораздо меньшей степени, чем Уэллс, Замятин и Хаксли, интересовался наукой. Несмотря на то что телекран упоминается в романе не менее 119 раз, то, как он работает, не описано подробно, и на самом деле как средство контроля он гораздо менее эффективен, чем традиционные полицейские и стукачи или даже сверхъестественные способности зрения Большого Брата. В книге Голдстейна о науке в Океании не написано и двух страниц. Польский историк и неоконсерватор Леопольд Лабедз писал в 1984-м в Encounter: «Оруэллу была интересней проблема технологии власти, чем власти технологий… Большой Брат – это не Далек[73]»⁹². Но когда учитель в Нью-Йорке в 1982 году дал сорока девяти студентам задание по этому роману, только один из них посчитал роман антикоммунистическим. Всем остальным произведение напомнило о ЦРУ, ФБР, Уотергейте, ТВ и компьютерах. Книгу уже тогда начали воспринимать по-новому.

В посвященном Оруэллу номере The Village Voice был опубликован рассказ Боба Бревина Worldlink 2029, в котором «обриены» работают на глобальную компьютерную сеть, которая в техническом смысле находится где-то между продвинутым телекраном и примитивным интернетом. Бревин писал: «Самым страшным Большим Братом была бездушная машина, которой управляли люди, которые были сами близки к тому, чтобы превратиться в машины»⁹³. Еще в 1949 году Tribune связали рецензию на роман с новостью о том, что в университете Манчестера разрабатывают «механический ум»⁹⁴. Популярность компьютеров (Скайнет в «Терминаторе» и «Судьбы» в «V значит Вендетта») отражала озабоченность людей по отношению к базам данных, спутникам и камерам слежения. Именно из-за такого отношения рекламное агентство Chiat / Day предлагало в ролике разбить старый компьютер и начать новую эру⁹⁵ – техноутопии Apple. Поэтому Уолтер Кронкайт писал в New York Times о специальной программе на CBS «Снова 1984»: «Если Большому Брату удастся соединить частные и государственные банки данных, то он на 80 процентов добился того, к чему стремился»⁹⁶. ТВ-критик из The New York Times согласился с Кронкайтом, но обратил внимание на то, что тот упустил одну важную деталь: «наше собственное желание, с которым мы стремимся к новым технологиям»⁹⁷.