— Эй! — тихо окликаю его я, вспоминая, как дети вместе рисовали, сидя на полу в кухне, карандаши рассыпались между ними, как цветы на лугу. — Поменяешь желтый на синий?

Брайан испуганно поднимает взгляд:

— Это…

— С Кейт все хорошо. Состояние стабильное.

Медсестра Стеф уже ввела ей первую дозу мышьяка и сделала два вливания крови, чтобы восполнить то, что девочка теряет.

— Может, заберем Кейт домой, — предлагает Брайан.

— Ну, мы, конечно…

— Я имею в виду сейчас. — Он складывает руки домиком. — Думаю, она хотела бы умереть в своей постели.

Слово взрывается между нами, как граната.

— Она не собирается…

— Да, собирается. — Он смотрит на меня, его лицо искажено болью. — Она умирает, Сара. Она умрет, может быть, сегодня, или завтра, или через год, если нам повезет. Ты слышала, что сказал доктор Чанс. Мышьяк не лекарство. Это лишь отсрочка неизбежного.

Мои глаза наполняются слезами.

— Но я люблю ее, — говорю я, потому что для меня это веская причина.

— Я тоже. Слишком сильно, чтобы продолжать делать это.

Бумажка, на которой он писал, выпадает у него из рук и приземляется ко мне на колени. Я успеваю взять ее раньше мужа. Она вся закапана слезами, исчиркана. «Ей нравилось, как пахнет весной, — читаю я. — Она могла обыграть любого в джин-рамми. Она могла танцевать без музыки». По краям листка есть дополнения: «Любимый цвет — розовый. Любимое время суток — сумерки. Много раз перечитывала „Там, где живут чудовища“ и до сих пор знает этот текст наизусть».

Волоски у меня на шее становятся дыбом.

— Это что… некролог?

Теперь Брайан тоже плачет:

— Если я не сделаю этого сейчас, то потом, когда будет нужно, уже не смогу.

— Еще не время, — качаю я головой.