Джесс проводит пятнадцать минут в закрытой палате Кейт и выходит оттуда с таким видом, будто он бомба, которая вот-вот взорвется. Он бежит по коридору отделения детской интенсивной терапии.

— Я пойду за ним. — Брайан направляется вслед за сыном.

Анна сидит, прислонившись спиной к стене. Она тоже злится.

— Я не буду этого делать.

Я сажусь рядом с ней на корточки:

— Тут нет ничего такого, поверь мне, я бы не стала настаивать. Но если ты откажешься, Анна, то потом будешь жалеть об этом.

Моя младшая дочь с воинственным видом заходит в палату, забирается на стул. Грудь Кейт поднимается и опадает, это работа дыхательного аппарата. Все недовольство мигом слетает с Анны, как только она протягивает руку и прикасается к щеке сестры.

— Она меня слышит?

— Конечно, — отвечаю я скорее самой себе, чем ей.

— Я не поеду в Миннесоту, — шепчет Анна. — Я вообще никуда никогда не поеду. — Она пригибается ближе. — Очнись, Кейт.

Мы обе задерживаем дыхание, но ничего не происходит.

Никогда не понимала выражения «потерять ребенка». Родители не бывают такими беспечными. Мы всегда знаем, где находятся наши сыновья и дочери, просто нам не всегда хочется, чтобы они были там.

Брайан, Кейт и я образовали круг. Сидим на кровати, мы с мужем — по бокам от дочери, и держимся за руки.

— Ты был прав, — говорю я ему. — Нам нужно было забрать ее домой.

Брайан качает головой:

— Если бы мы не попробовали мышьяк, то всю жизнь задавались бы вопросом, почему не сделали этого? — Он зачесывает назад светлые волосы, окружающие лицо Кейт. — Она такая хорошая девочка. Всегда делает то, о чем ты ее просишь. — (Я киваю, не в силах произнести ни слова.) — Вот почему она до сих пор с нами, понимаешь. Она хочет получить у тебя разрешение на уход.

Он склоняется над Кейт, задыхаясь от рыданий. Я кладу руку ему на голову. Мы не первые родители, которые теряют ребенка. Но мы впервые теряем своего ребенка. В этом вся разница.