— А я не считаю! — кричит Кейт. — Не считаю, мама, и, может быть, мне этого хотелось всего один раз.

День выдался теплый, один из тех, когда кажется, что земля у вас под ногами дышит. Солнце печет мне голову и шею. Что сказать на это? Я никогда не была на месте Кейт. Я молилась и хотела заболеть вместо нее, заключить, как Фауст, сделку с дьяволом, но так не бывает.

— Мы что-нибудь сошьем, — предлагаю я. — Ты придумаешь фасон.

— Ты не умеешь шить, — вздыхает Кейт.

— Я научусь.

— За день? — Она качает головой. — Мама, ты не можешь отвечать за все. Как случилось, что я понимаю это, а ты нет?

Бросив меня на тротуаре, она быстро уходит. Анна бежит за ней, подхватывает под руку и затаскивает в соседний с тем несчастным бутиком магазин. Я торопливо вхожу следом.

Это салон красоты, полный жующих жвачку парикмахерш. Кейт пытается вырваться от Анны, но та, если захочет, может проявить силу.

— Эй! — окликает Анна администратора. — Вы здесь работаете?

— Когда меня заставляют.

— Вы делаете прически для выпускных?

— Конечно, — отвечает парикмахерша. — Сложные? На длинные волосы?

— Да. Для моей сестры. — Анна смотрит на Кейт, которая перестала отбиваться, и на ее лице медленно, как пойманный в банку светлячок, разгорается улыбка.

— Да, верно. Для меня, — с лукавым видом говорит Кейт и снимает шарф с лысой головы.

В салоне наступает тишина. Кейт стоит, по-королевски держа осанку.

— Мы думали, не сделать ли французские косички, — продолжает Анна.

— Перманентные, — добавляет Кейт.

Анна хихикает:

— Может быть, миленький узел на затылке.

Парикмахерша сглатывает, она оправилась от шока и теперь разрывается между жалостью и политкорректностью.