Он вынимает сигарету из пачки в нагрудном кармане и прикуривает. «Мерит».
— Не понимаю, о чем ты — черт возьми! — говоришь. Почему ты не в суде?
— Почему у тебя под раковиной стоит соляная кислота? Ведь у нас нет бассейна.
— Приехали. Это что, инквизиция? — Он хмурится. — Я использовал ее прошлым летом, когда клал плитку. Ею можно отчистить цементный раствор. Сказать по правде, я вообще забыл, что она у меня есть.
— Тогда тебе, Джесс, вероятно, неизвестно, что, если налить ее в бутылку с кусочком алюминиевой фольги и заткнуть клочком бумаги, она чертовски здорово взорвется.
Он как-то стихает:
— Ты меня в чем-то обвиняешь? Если так, скажи в чем, ты, козел.
Я встаю с дивана:
— Хорошо. Я хочу знать, царапал ли ты бутылки, прежде чем залить в них коктейль, чтобы они легче разбивались? Я хочу знать, известно ли тебе, что тот бездомный едва не умер, когда ты ради прикола поджег склад? — Повернувшись назад, я достаю из мусорного ведра пустой контейнер от «Клорокса». — Я хочу знать, какого черта эта штука делает в твоем мусорном ведре, когда ты сам не стираешь свои вещи и — Бог свидетель! — не занимаешься уборкой, а в шести милях отсюда находится начальная школа, которую подожгли, используя взрывчатку из отбеливателя и тормозной жидкости? — Теперь я уже держу его за плечи, и хотя Джесс легко мог бы вырваться, если бы захотел, он позволяет мне трясти себя, пока его голова не откидывается назад. — Господи Иисусе, Джесс!
Он смотрит на меня пустыми глазами:
— Ты закончил?
Я отпускаю его, и он, оскалив зубы, пятится назад.
— Тогда скажи мне, что я ошибаюсь, — с вызовом говорю я.
— Я скажу тебе больше! — орет Джесс. — Я вполне понимаю, ты всю жизнь считал, что все плохое в этом мире как-то сходится на мне, но у меня для тебя новость, папа, на этот раз ты попал пальцем в небо!
Я медленно вынимаю кое-что из кармана и вкладываю в руку Джесса. Окурок сигареты «Мерит» скатывается в ямку его ладони.
— Тогда не нужно было оставлять свою визитную карточку.
Во время пожара наступает момент, когда пламя выходит из-под контроля, и тебе остается только отойти и дать ему волю, пусть выжжет само себя. Ты отдаляешься на безопасное расстояние, прячешься от ветра за холмом и наблюдаешь, как горящее здание съедает себя заживо.
Джесс поднимает дрожащую руку, окурок скатывается с нее и падает на пол между нами. Мой сын закрывает лицо, давит большими пальцами на уголки глаз.
— Я не мог спасти ее. — Слова рвутся из глубины его груди; Джесс опускает плечи, будто снова скатывается в тело мальчика. — Кому… кому ты сказал?