* * *

1866 год. Прошло десять лет после Крымской войны, пришла пора подводить их итоги. Неприятельская коалиция развалилась, можно сказать, не отходя от стола мирной конференции, чуть позже ее участники передрались между собой. Еще в 1857 году коварный кайзер Франц Иосиф напросился на свидание с Александром II, благоразумно не взяв с собой канцлера К. Ф. Буоля, – с кем с кем, а уж с «канальей» и «мерзавцем», по терминологии царя Николая, русские разговаривать бы не стали. Молодой Габсбург заговорил было о возрождении прежней дружбы на испытанных охранительных началах, ничто ведь не разделяет стороны помимо «несчастного» восточного вопроса. Ему ответили, что для России оный вопрос значит больше, чем все прочие, вместе взятые. А в 1859 году Наполеон и сардинский премьер К. Б. Кавур избавили Франца Иосифа от забот по управлению Ломбардией, добившись ее передачи появившемуся Итальянскому королевству. В 1866 году Австрия была выдворена из Германского союза Пруссией, занятой объединением германских земель железом и кровью. Франция изолирована. Англия «замкнулась в своих эгоистических интересах».

Российская дипломатия успешно приспосабливалась к новым условиям существования. Планы модернизации или европеизации Османской империи за стадию сочинения бумаг не выходили, христианское и мусульманское население по-прежнему разделяла стена отчуждения, недоверие к суете турецких реформаторов вокруг образования единой османской нации не проходило. Балканские народы хотели не в османов превращаться, а возрождать свою древнюю государственность, и тут в поддержку им раздавался голос российской дипломатии: северная держава готова и словом и делом способствовать прогрессу. На балканской почве произошли свершения исторического масштаба для региона – родилась Румыния, укрепилась автономия Сербского княжества. Греция обзавелась Ионическими островами, Белград и Афины готовились бросить вызов всей системе турецкого господства.

Но раны, нанесенные Парижским миром 1856 года, кровоточили. Вопрос о нейтрализации Черного моря, о запрещении держать в его акватории военный флот и оборонять южные пределы империи с места не двигался. И в числе стражей постылых для России условий трактата состояла Франция. A. M. Горчаков был суров в оценках: «Отсутствие военного флота на Черном море ставит нас в положение худшее, нежели в 1854 году перед лицом преобладания западных держав». Восточный вопрос может быть решен только на европейском уровне. Подобный вывод вытекал из его концепциоиного подхода[613].

Отклик российские пожелания встречали лишь в Берлине. С немецкой педантичностью в критические моменты в Петербурге появлялся высокий прусский представитель с заверением, что страна нисколько не заинтересована в сохранении ущемляющих интересы России статей трактата и готова поддержать их отмену. Ставший в 1862 году министром-президентом Отто фон Бисмарк прекрасно понимал, что нельзя 100-миллионному народу навеки запретить защиту своих границ, извлекая из этого выгоды поистине неисчислимые, в том числе и к ущербу для Франции, обеспечивая благоприятную позицию самодержавия к объединению Германии «железом и кровью».