В недрах французского правительства возник план спасения Османской империи путем ампутации отдельных ее частей. Грецию при этом предполагалось вознаградить Фессалией, частью Эпира и островом Крит. В ведомстве на Певческом мосту проект подвергся сокрушительной критике. Щедрость в нем предполагалось проявить лишь там, где существовала надежда на укрепление французских позиций. Сербия, Босния, Герцеговина, Македония отдавались на произвол мусульманского государства, подпираемого Европой. Претворение проекта в жизнь разобщит, а значит, и перессорит балканские народы. Россия помышляет о будущем христиан, Франция – об укреплении Османской империи, приходил к печальному выводу Горчаков.
Порта, убедившись, что ей ничего, кроме бумажных протестов, не угрожает, согласилась лишь несколько расширить административные права критских христиан.
Силы повстанцев иссякали, они обратились к королеве Виктории с просьбой о защите, но получили отказ. Множилось число инсургентов, полагавших нужным смириться, однако самые упорные еще держались. В августе 1868 года вожди встретились в Аскариесе и вынесли решение – добиваться присоединения к Греции. По кругу пустили чашу с кровью, каждый присутствующий пригубил ее в знак клятвы. Но в октябре руководители большинством голосов высказались за обращение к державам с просьбой о посредничестве и прекращении военных действий на условии предоставления административной автономии, обеспечивающей благосостояние жителей. О присоединении к Греции – ни слова[632].
Почувствовав силу, Высокая Порта потребовала прекратить вмешательство в ее внутренние дела. В январе-феврале 1869 года в Лондоне заседала конференция послов, по сути дела капитулировавшая перед Стамбулом. Она рекомендовала королю Георгу прекратить формирование отрядов волонтеров и не допускать вооружения судов для действий против Турции. A. M. Горчаков отводил душу, характеризуя ситуацию как «ублюдочную, негодную». Критянам предложили удовлетвориться введенным Портой 18 октября 1867 года Органическим регламентом, по которому власть на Крите принадлежала вали и командующему войсками. Первый имел двух заместителей, христианина и мусульманина, хотя христиане на острове составляли 3/4 жителей. Восстание затухло. Горчакову оставалось признать свое бессилие.
* * *
В 1870 году Франция тяжело, по большому счету, расплатилась за упрямое цепляние своей дипломатии за Парижский договор 1856 года, утратив в войне с Пруссией (а точнее – с коалицией германских государств во главе с нею) две провинции, Эльзас и Лотарингию. Вероятно, тесный военно-политический союз с Россией мог бы избавить ее от подобной участи. Но его надо было оплачивать отказом от поддержки нейтрализации Черного моря. Ничего опасного для режима Луи Наполеона появление эскадры в Севастополе не представляло, Босфор и Дарданеллы были закрыты для прохода боевых судов. В дополнение к международному запрету по их берегам располагались сотни пушек, что делало прорыв в Средиземное море просто невозможным. Но ведь итоги Крымской войны были преподнесены французской общественности как национальный триумф, а с триумфом следовало обращаться осторожно, особенно при посыпавшихся позднее неудачах на внешнеполитическом поприще. A. M. Горчакову, когда перед ним в сентябре 1870 года появился эмиссар находившегося в бегах французского правительства А. Тьер с намеками о поддержке, оставалось лишь выражать сочувствие. Встретили посланца приветливо, ласково, разве что слов соболезнования не произносили, чтобы не унижать поверженную державу. Горчаков с горечью сказал Тьеру: «Вы найдете здесь только живые симпатии к Франции, порожденные предпочтением, питаемым в России к вашей родине, и старою общностью интересов, давно забытых»[633]. Последние слова содержали прямой упрек: Наполеон свергнут, а Франция пожинает плоды его близорукой политики пренебрежения к российским интересам. Во французских источниках сохранились свидетельства о заявлениях Горчакова и самого императора, которые российская сторона сочла не подлежавшими тогда оглашению: министр выразил надежду на заключение в будущем союза между двумя странами, а Александр II уточнил – альянс должен быть основан «на мире, а не на войне и завоеваниях»[634]. Драчливый Наполеон отошел в прошлое, следовало думать о будущем.