* * *

Активную фазу процесса замирения О. Бисмарк советовал начать с контактов с Габсбургской монархией, она продастся дешевле, заверял канцлер. В марте Н. П. Игнатьев посетил Вену, но вернулся оттуда с пустыми руками: австро-венгерцы заломили цену, которая предъявляется разве что разгромленному неприятелю. Д. Андраши настаивал на разделе Сан-Стефанской Болгарии, оккупации Боснии и Герцеговины габсбургскими войсками, переходе острова Ада-Кале на Дунае к монархии без срытия имевшихся на нем укреплений, на сокращении намеченных в Сан-Стефано территориальных приращений к Черногории, на праве построить через Сербию железную дорогу с австрийским тарифом. Граф Андраши наотрез отказался ходатайствовать об удалении британского флота из Мраморного моря. По оценке самого Игнатьева, Вена собиралась приобрести «без выстрела и без усилия все выгоды – политические, военные и экономические, могущие сделаться ее достоянием лишь после победоносной войны не только с Турцией и нашими единоверцами, но и с нами». Она стремится помешать самостоятельному развитию не только Сербии и Черногории, но и «обратить сербское племя» в вассальное владение венгерской короны Святого Стефана[759].

После провала миссии Игнатьева оставался единственный адрес для обращения – Лондон. Перспективы выглядели неутешительно. 13 марта появился очередной меморандум, в котором говорилось: каждая статья договора между Россией и Турцией должна быть представлена международному конгрессу с целью решения, может ли она быть принята участниками Крымской войны. Созываемый конгресс британская дипломатия хотела превратить в судилище над победителем.

Британия не прекратила бряцания оружием. 27 февраля Б. Дизраэли предложил призвать под ружье резервы (малочисленные) и занять индийскими войсками остров Кипр и Искандерон (Александретту) на малоазиатском побережье. Маркиз Солсбери выразил мнение, что не стоит заранее извещать Турцию о готовящемся занятии ее территорий[760]. Это было слишком для графа Э. Дерби, сторонника мирного урегулирования отношений с Россией. Он ушел в отставку с поста главы Форин-офис. Пост захватил (выражение посла П. А. Шувалова) Роберт Солсбери.

Но от Шувалова стала поступать информация и иного, не столь тревожного толка. Ему стали намекать на желательность достижения двусторонней договоренности по восточному вопросу. Установлению неофициальных контактов способствовала привычка знати к верховым прогулкам в Гайд-парке, где они вели себя раскованнее, чем в служебных кабинетах. Почва для переговоров была подготовлена. Петербург в их ходе хотел добиться хотя бы каких-то гарантий при заключении мира, хотя не проходило и опасение, что коварный Альбион попытается положить Россию на дипломатическом ристалище на обе лопатки. Но поступали и иные слухи: расчеты на восстановление власти Высокой Порты на Балканах рухнули, доктрина статус-кво испустила дух. Даже лорд Солсбери озабочен сохранением Османской империи в Азии[761].