Великобритания являлась не то что непредсказуемым, а недостижимым противником. Британцы, охраняемые хоум-флитом, могли отсиживаться на своих островах, сколько им заблагорассудится, поскольку ни нашествия, ни даже перерыва снабжения им не угрожало. Австро-Венгрия была и доступна, и уязвима, но германский сосед наложил вето на ее разгром. Вырисовывалась мрачная перспектива: помимо 250 тысяч уже убитых, раненых, искалеченных, больных, замерзших – бросить еще 50-100-150 тысяч человек в пасть кровожадному Молоху, и не добиться при том, по убеждению ДА. Милютина, преимуществ по мирному договору.

Отечественная наука долгие годы склонялась к мысли, что сыпавшиеся на Россию угрозы не более чем шантаж, никто на нее не дерзнет, не посмеет напасть. «Угрозы войны не были основаны на реальной возможности возникновения войны против России и являлись лишь игрой на нервах русского правительства», – утверждал автор солидной монографии Н. И. Беляев[741]. Исходя из подобной установки позиция командования выглядела достойной сожаления – генералы перестраховывались и упускали великую победу, идя на напрасные уступки, дипломаты им в том деятельно помогали. На самом деле в 1878 году не существовало ни малейшей гарантии, что военного противостояния удастся избежать. Неуязвимая на своих островах Великобритания, Австро-Венгрия под опекой Германского рейха и Турция представляли немалую силу. Россия стояла перед выбором: или трудный, с неизбежными потерями мир, или война на истощение с недосягаемым для ее армии врагом, способным задушить ее торговлю, наглухо перекрыв Босфор и Дарданеллы, перерезав торговые пути, пустив на дно морские купеческие суда. Это грозило финансовым дефолтом и погружением казны в пучину долгов, и самое тревожное – свертыванием реформ и увековечением отсталости страны. Все это предвидел министр финансов М.Х. Рейтерн в своем предвоенном обращении. Если все это принять во внимание, позиция командования выглядела совершенно в ином свете – не перестраховочная акция, а обдуманное решение людей, озабоченных судьбами Отечества. Немыслимо продолжать кровопролитие до бесконечности, будучи уверенными в недостижимости торжества.

* * *

Все сказанное выше не значит, что Лондон и Вена взяли безоговорочно курс на войну. Существовал весомый фактор, побуждавший Уайтхолл к сдержанности. При всех раскладах возможной антироссийской коалиции Франция в нем отсутствовала. Ее президент генерал М. Макмагон не считал нужным скрывать, что его страна с нейтралитетом расставаться не собирается – хватит, навоевалась против России, тем более что в трагический для нее час в 1870 году, в войне против Пруссии, Франция осталась в полном одиночестве, друзей как ветром сдуло. Цепляние за Парижский договор 1856 года, поддержка польского восстания в 1863 году привели к тому, что Париж в черное для себя время оказался без сильного и стойкого континентального союзника, которым в иных обстоятельствах могла бы стать Россия, что, вероятно, позволило бы избежать потери двух прекрасных провинций, Эльзаса и Лотарингии.