В июле 1941 г. Михай Антонеску отверг аргументы А. Крецяну, указав, что он не верит в жизнеспособность независимой Украины, которая, по его мнению, неизбежно будет тяготеть к России. Сказав, что Румыния не будет аннексировать Транснистрию, пока не обеспечит себе возврат севера Трансильвании, он не исключил возможность аннексий на востоке в будущем[1225]. До той поры, пока румынские лидеры сохраняли надежду аннексировать Транснистрию, они считали неразумным «использовать» этнических румын из-за Днестра для изменения состава населения Бессарабии и Буковины: эти люди нужны были для румынизации Транснистрии после ее аннексии. Но к середине лета 1943 г. оценка стратегического положения страны со стороны румынских официальных лиц существенно изменилась, и идеи, изложенные А. Крецяну в меморандуме от 23 июля 1941 г., теперь воспринимались ими иначе.

8 июля 1943 г. румынский дипломат в ранге секретаря посольства Титу Рэдулеску-Погоняну, работавший в то время в Бухаресте при министерстве (нам не удалось найти о его деятельности более подробную информацию), представил документ, озаглавленный «Укрепление восточных и северных рубежей румынского этнического пространства». 26 июля того же года генеральный секретарь министерства иностранных дел Георге Давидеску утвердил этот документ и, возможно, переправил его Михаю Антонеску[1226]. Всё это происходило на фоне судьбоносных событий на восточном фронте. 5 июля немецкая армия начала свое последнее крупное наступление под Курском, которое поначалу развивалось относительно успешно для немцев. Однако 12 июля советские войска перешли в контрнаступление. Оно привело к тому, что уже 17 июля началось отступление немецких войск с территории Украины. Шансы на аннексию Транснистрии таяли с каждым днем.

Тем временем на правительство со всех сторон оказывали давление, чтобы оно организовало перемещение беженцев румынского происхождения с территорий к востоку от Буга на подконтрольную румынам территорию или же по крайней мере разрешило им туда переселиться. Некоторые из этих людей пытались спастись от отправки на принудительные работы в Германию, где на тот момент ощущалась нехватка рабочей силы[1227]. Другие бежали от предполагаемых репрессий со стороны советских органов госбезопасности, поскольку считали себя скомпрометированными в их глазах сотрудничеством с оккупационными властями[1228]. Некоторые румынские военные власти по собственной инициативе подталкивали этих людей к бегству на запад или даже организовывали их передвижение в этом направлении. Военный министр генерал Кристя Пантази, например, в ноябре 1942 г., во время визита на Северный Кавказ посетил село Молдаванское, население которого говорило по-румынски, и «инициировал перемещение» его жителей на запад, по всей видимости, без их согласия[1229]. Губернатор Транснистрии Георге Алексиану в июне или в начале июля 1943 г. предложил «возвратить» всех украинцев из Бессарабии и Буковины на Украину и на их место переселить молдаван, живших восточнее Буга[1230]. К середине 1943 г. ГСРКИ создал три комиссии по отбору молдаван из числа прочих беженцев, двигавшихся в сторону Румынии; отобранных молдаван временно «разместили» в Транснистрии в ожидании разрешения двинуться дальше на запад[1231].