Вспомни, что они изъявляли сии чувствования в то время, когда опасно было их обнаруживать; это ясно показывает весь восторг, каким они были исполнены во время вторичного своего присоединения к армии, воодушевленной таким же энтузиазмом.

Очевидная цель политики Бурбонов состояла в том, чтобы искоренить в сердце солдат, если возможно, сии опасные чувствования и поселить в них привязанность к царствующему дому; армия была предметом всех их попечений; солдат старались ласкать и поощрять как можно более; но все ласки и похвалы они принимали так точно, как свирепая собака, ворча, принимает хлеб из рук нового хозяина. Напрасно напоминали о прежнем почтении к Генриху IV людям, которые, хотя и слышали о добродетелях сего монарха, но не менее знали, что его воинские деяния были столь малы в сравнении с подвигами Бонапарта, сколь нравственные качества превышали характер корсиканца.

Недуги почтенного старца не позволяли ему везде лично присутствовать, но наблюдение за ходом дел государственных чрез то нимало не ослабевало. При всем том солдаты и чернь парижская не умели оценить мирных качеств его и с сожалением воспоминали пылкую деятельность Бонапарта. В самом деле, деятельность экс-императора заслуживает удивления. Почти в одно время занимался он различными предметами: то галопировал пред войсками, то осматривал публичные работы; иногда видели его прогуливающимся в коляске; спустя несколько минут – рассматривающего в Лувре образцовые произведения художников. Для народа столь деятельного и тщеславного, как французы, сия везде-бытность заменяла все добродетели.

Слабое здоровье короля, препятствовавшее ему лично управлять армией, лишало его многих выгод. Ней, который, вероятно, искренно предан был своему государю до тех пор, пока не оставил его, хотел, чтобы он показался верхом в то время, когда французские полки проходили Париж. Но в оправдание короля ничего нельзя сказать трогательнее собственных слов его, начертанных в Манифесте: «Удрученный летами и двадцатипятилетними бедствиями, я не скажу вам подобно моему деду: соберитесь вокруг белых перьев моей каски; но я первый готов на все опасности, в которых не могу предводить вами».

При таких обстоятельствах все старания Бурбонов преклонить на свою сторону армию, чрез помещение в нее начальников, истинно преданных королю, не только остались без успеха, но и произвели всеобщее неудовольствие: некоторых из сих начальников не приняли корпуса, в кои они были отправлены; другие, хотя и заняли места, им назначенные, но не приобрели влияния, приличного своему сану, а иные, испытав явное негодование подчиненных им войск, принуждены были удалиться.