ЛИ выпускал “Potlatch” с 22 июня 1954 по 22 мая 1957 года; последний 29-й выпуск от 5 ноября 1957-го содержал подзаголовок “Bulletin déformation de l’internationale situationniste”, и ЛИ проглатывал свою историю. «Напомним, что ваши приятные воспоминания не представляют интереса, — написано в заметке «“Potlatch” — инструкция по применению», опубликованной во втором выпуске от 29 июня 1954 года. — Речь идёт о реальных силах. Несколько сотен человек по воле случая определяют мышление эпохи. Они находятся в нашем распоряжении, независимо от того, знают они об этом или нет. Рассылая “Potlatch” людям, разбросанным по всему земному шару, мы оставляем за собой возможность прекратить распространение, когда и где мы сочтём нужным»54. Работая в газете или на госслужбе, ты мог обнаружить “Potlatch” у себя на столе, или, возможно, ты мог найти его у себя в почтовом ящике. («Вы выбирали адресатов по телефонной книге?», — спросил я Вольмана. «Не преувеличивайте — ответил он. — У нас не было телефонной книги. У нас и телефона-то не было».) Ты мог найти его оставленным на улице, брошенным, и шансов в лучшем случае было поровну, чтобы эти счастливчики могли прочитать: «У вас всё-таки есть шанс быть одним из них».
Как скажет Дебор, “Potlatch” являлся даром, подношением «непродаваемых товаров», — «желаний и нерешённых проблем; и вовлечение в них других людей составляло ответный дар»55. Это была попытка начать разговор — такой разговор, в котором каждый захочет принять участие и который может завершиться только открытием нового языка, нового предмета беседы, то есть новой идеи социальной жизни. «“Potlatch” является наиболее ангажированным изданием в мире» — так начинается первый номер; буквы немного расплывчаты, чернила в печатной машинке очевидно чуть засохли. «Мы заняты осознанным и коллективным
ЛИ играл с ещё одной метафорой. Этнографический словарь определяет «потлач» как «потреблять», но контекст, вызываемый в памяти словом, относился не к коммерческому потреблению, а к «потреблению огнём»: это означало дар, который должен быть возвращён до тех пор, когда уже нечего будет дарить. Это слово из чинукского языка, распространённое среди квакиютлей Британской Колумбии и тлинкитов Аляски, американских племён, впервые изученных антропологами в конце XIX века.
Как выяснили антропологи, у этих племён был странный обычай: один вождь при встрече с другим преподносил дары.