Я поднялась, ожидая, когда Амелия доест картофель, и подумала, скажет ли психиатр, к которому мы тебя отведем, что я причинила тебе неизгладимый вред. Могло ли быть так, что ты порезала запястье, потому что, несмотря на твой обширный словарный запас, у тебя не нашлось слова, чтобы сказать мне остановиться. Откуда ты вообще узнала, что если порезать запястье, то можно обеспечить себе уход из этого мира?

Амелия будто прочла мои мысли:

— Мам, не думаю, что Уиллоу пыталась покончить с собой.

— Почему ты так решила?

— Она знает, — сказала Амелия, поравнявшись со мной, — что только благодаря ей наша семья держится вместе.

Амелия

Амелия

Наедине с тобой я осталась только спустя три часа после твоего пробуждения, когда мама и папа вышли в коридор переговорить с врачом. Ты посмотрела на меня, так как знала, что у нас не так много времени, пока все снова не наводнят палату.

— Не переживай, — сказала ты. — Я никому не скажу, что оно твое.

Ноги чуть не подвели меня, мне пришлось схватиться за пластиковый поручень больничной койки.

— О чем ты только думала? — спросила я.

— Мне просто хотелось узнать, каково это. Когда я увидела…

— Тебе не следовало этого делать.

— Я уже сделала. И ты выглядела… не знаю… такой счастливой.

Однажды на уроке естествознания учитель рассказал о женщине, которая пришла в больницу, потому что ничего не могла съесть, ни кусочка, и врачи, сделав операцию, обнаружили волосяной комок, который полностью занял желудок. Позже муж сказал, что действительно видел, как она жевала иногда волосы, но не представлял даже, что все выйдет из-под контроля. Так я чувствовала себя сейчас: меня тошнило, желудок казался полным по привычке, столь окрепшей, что я даже не могла сглотнуть.

— Глупый способ быть счастливым. Я поступила так, потому что не могла быть счастливой обычными способами. — Я покачала головой. — Я смотрю на тебя, Вики, сколько ерунды сваливается на тебя, но ты не позволяешь этому сломить тебя. А я не могу порадоваться тому хорошему, что есть в моей жизни. Я жалкое создание.

— Я не считаю тебя жалкой.

— Правда? — невесело засмеялась я; слова казались бесхитростными. — Тогда кто я?

— Моя старшая сестра, — только и сказала ты.

Я слышала, как скрипнула дверь, папа еще разговаривал с врачом. Наспех смахнула со щеки слезинку: