Все мы хотим знать, что мы важны. Что жизнь другого человека не будет такой же полной без нас.

— Когда вы вели ту беседу с дочерью, Шарлотта, — заговорила Марин, — когда сказали все это посреди процесса… вы врали?

— Нет.

— Тогда что вы делали?

— То, что могла, — прошептала я. — Я сделала то, что смогла.

Пайпер

Пайпер

— Это, — сказал Гай Букер, пододвигаясь ко мне, — стопроцентный успех. — Он встал, застегивая свой пиджак, и повернулся лицом к жюри присяжных, начиная заключительную речь. — Истец лжет. Она говорит, что иск не имеет отношения к деньгам, но даже ее муж сказал это и не может поддержать ее с этим иском. Она говорит, что не желала рождения дочери, но той говорит обратное. Она говорит вам, что хотела иметь выбор прервать беременность, и указывает на Пайпер Риис, трудолюбивого врача, единственным грехом которой стала по несчастливой случайности дружба с Шарлоттой О’Киф.

Он широко распахнул ладони.

— Неправомерное рождение. Неправомерное рождение. Даже от одного этого понятия все тело зудит, не так ли? И все же истец говорит, что ее дочь — ее красивая, умная маленькая девочка, обожающая факты, — не должна была существовать. Эта мать отрицает все положительные черты и говорит, что они не отменяют факта, что у ее ребенка несовершенный остеогенез. Однако вы слышали экспертов, которые признали, что Пайпер Риис не проявляла халатности. Как только Пайпер увидела осложнения во время беременности истца, она сделала то, что должна была: позвонила тому, кто мог об этом позаботиться. А для этого, дамы и господа, она разрушила свою жизнь, стала свидетелем того, как приходит в упадок ее клиника, ее карьера, сама ее уверенность в себе пошатнулась.

Он остановился перед присяжными.

— Вы слышали доктора Розенблада. Он сказал то, что все мы знаем: прекращение желанной беременности не выбор. Однако, когда родители сталкиваются с перспективой иметь ребенка с серьезными отклонениями, любой выбор плох. Если вы выступите в поддержку истца, то вас убедила эта ложная логика: что вы можете любить своего ребенка так сильно, что готовы подать в суд на врача — близкую подругу, — потому что верите, что ваша дочь не должна была родиться. Тогда вас убедила система, согласно которой акушеры-гинекологи должны решать, из-за каких отклонений ребенок может жить, а из-за каких нет. А это, друзья мои, скользкая дорожка. Какой посыл это несет людям, которые ежедневно живут с ограниченными возможностями? Люди с какими отклонениями считаются слишком непригодными и не заслуживающими жизни? В нынешнее время девяносто процентов пациенток, плоду которых поставили диагноз «синдром Дауна», выбирают аборт, хотя есть тысячи людей с синдромом Дауна, которые ведут счастливую и продуктивную жизнь. Что будет, когда наука продвинется дальше? Будут ли пациентки выбирать прерывание беременности с потенциальными заболеваниями сердца у ребенка? Или тех, кто вместо пятерок будет получать четверки? Или тех, кто не выглядит как супермодели?