«Отправляетесь в новый мир», — пробормотал он, переписывая номера в толстую книгу, и посмотрел на нас: мол, что скажем? Я взглянула на выкрашенный масляной краской потолок.
Конечно, я надеялась оставить всё здесь, на этом берегу, всю боль и всю вину, но поняла, что это не просто неотделимо от меня — нет, хуже: я состою из этого, и другого не будет, и не нужно.
Напоследок я решила проститься с Европой и взяла билет до ближайшего большого города — Бремена. Было бы высокомерно плыть на вольный материк, не побывав в вольном городе рядом с нашим последним пристанищем.
Ратуша, пряничные статуи, марципановые башни гильдий — вся эта сладость была разрушена и потёрта, но выжила даже под бомбами. Щерблёный Роланд стиснул меч, а у его постамента ветер с реки терзал афишу футбольного матча: бременцы сражались с вюртембержцами.
Тем временем я искала ангела. Соседка рассказала, что местный промышленник, желая понравиться самому фюреру, заказал знаменитому скульптору золотой барельеф с архангелом Михаилом, разящим дракона. Однако фюрер не узнал в ангеле свою богохранимую нацию, а в рептилии — все прочие нации и чуть было не заточил заказчика с исполнителем в тюрьму.
Я нашла ангела тут же, рядом с площадью, и долго его разглядывала. Ему вручили обоюдоострый меч, но дракон, извивавшийся в нижнем углу, оказался заслонённым от острия ангельской же ладонью. Меч был направлен в сторону от дракона, будто воин не собирался обезглавливать врага. Рука ангела простиралась над головами рептилии, скорее накладывая заклятие. Дракон же уклонялся, как кошка, которая не желает, чтобы её гладили.
Совершенно не веря, что скоро мы очутимся среди океана и пересечём Гольфстрим, я нырнула в арку под золотой меч. Извилистая и узкая улица спускалась к набережной, и её наводняли спешащие люди. Люди шли и шли, как форель против течения, не уворачиваясь и не толкая меня плечами, как будто сквозь меня, словно никакой Веры Ельчаниновой не существовало.
Меч ангела сверкнул перед глазами, и я поняла, что меня действительно нет.
Кассета 4, сторона А
Кассета 4, сторона А
…Весна предпоследнего года войны наступила рано. Уже в середине марта мы ходили на поляны Тиргартена, расстилали на ещё не просохшей земле стёганое одеяло и подставляли лица солнцу.
Стук топоров не стихал. Город разбомбили так, что расселять людей было некуда, и многие оставались жить в квартирах с дырами в стенах и оборванными трубами отопления. Печкам требовались дрова, поэтому в саду остались нетронутыми только трёхсотлетние буки и тисы.