Виски в бутылке осталось ровно на один зуб, когда разговор перескочил на международное положение. У нас и раньше такое случалось неоднократно. Непосредственным поводом послужило мое воспоминание о визитах в Главное счетоводство и прощении государственных долгов диковинным странам с иных континентов.

— В империю не наигрались? Болгарию освобождали, из-за Сербии в мировую войну влезли и свою страну угробили, а нам всё мало? — напирал я, уже чувствуя некий шум в голове.

— Как же братские народы, солидарность и прочее? — не совсем твердым тоном допытывался Павел.

— Бред абсолютный, самый что ни на есть бредовый. Не бывает братских народов, родственные отношения возможны только между отдельными людьми.

— Ну, ты увлекаешься, по-моему.

— А вот и нет! Шеф тоже как-то рассуждал на эту тему в редакции: мол, общие корни, славянство, религия, культура. Хотел ему возразить от души, но сдержался. Работодатель все-таки.

— Ты это отрицаешь, значит?

— Я этого на корню не отрицаю, но всему свое время и место. Сладкий дым воспоминаний не должен быть фактором в политике.

— А что должно быть? — поинтересовался Павел, по-братски разливая остатки.

— Грубый шкурный интерес, вот что. О собственном народе думать надо. Для этих союзничков Россия — дойная корова, не более того. На наших деньгах и нашей крови свои мелкие вопросики решают.

— Тебя многие не поймут.

— Многие это кто конкретно? Русские, которых в стране восемьдесят пять процентов?

Павел неопределенно хмыкнул.

— Опасную тему поднимаешь…

— Опасно другое — когда наши вожди опять норовят быть к каждой бочке затычкой. В любой Иран или Сирию влезть хотят, лишь бы в пику Америке.

— Америка, выходит, никуда не лезет?

— Куда и каким местом стоит лезть Америке, пусть американцы сами разбираются. У них для этого реальные выборы проводятся, в отличие от нашей комедии, — отрезал я.

— Да ты смутьян, батенька, — засмеялся Павел, поднимая рюмку.

Мы громко чокнулись и допили виски.