— Ты власть близко видишь. Какая она вообще? — задал новый вопрос Павел.

Медовуха всё увереннее брала верх над моим рассудком. Я взялся за стол, сделал титаническое усилие и попытался объяснить.

— Раньше, когда я в провинции жил, думал, что в Москве о-очень много умных, образованных, эффективных. Во всяком случае, гораздо больше, чем на местах. А теперь вижу, что умных не особо и больше на тысячу душ населения. Понтов только полно. Так и с властью.

Товарищ недоверчиво щурился. Меня несло.

— Счетоводы эти, элита якобы, которая правит бал — кто они? Их дело считать и начальству цифры докладывать. А они сегодня политику определяют, стратегию пишут, рамки доходов-расходов задают. На место их пора поставить! Хвост не должен вертеть собакой!

По кухне плыл табачный дым. Стояла глубокая ночь, и двор с баскетбольной площадкой за нашим окном давным-давно опустел. Машин, проносившихся по проспекту Мира, отсюда не было слышно. На кухонном столе громоздилась грязная посуда, лежали окурки и скомканные салфетки. Павел икнул и задал самый главный вопрос:

— Так что с Россией будет?

— Сгниет на корню, но небыстро. Как Византия сгнила, второй Рим, — вынес я итоговое заключение.

— Что, и шансов нет?

— Нет. Так сказать, при наличии отсутствия. Мы свой выбор сделали в семнадцатом году. Вернее, за нас с тобой его сделали. Всё, писец. Ты просто на людей вокруг себя посмотри.

— В данный момент я на тебя смотрю, — сказал Павел.

— А я не лучше других по большому счету.

— Когда всё случится, по-твоему?

— Если о сроках, то на наш век должно хватить.

Павел только головой покрутил.

— Предлагаешь не валить? Остаться?

— Это уж сам решай.

— У тебя есть мечта? — неожиданно трезвым голосом спросил он.

Я покатал по столу скомканную салфетку.

— Мечта? I have a dream, да. Я бы уехал без колебаний. Деньжат только срубить бы и — полный вперед. Балдеть и винцо охлажденное попивать, глядя на ласковые волны Средиземного моря.