— Я в Бога верю.

О деньгах:

— Вопрос в мере продажи себя за деньги.

О женщинах в его жизни:

— Не буду я вам это рассказывать.

О том, как удается заучивать тексты:

— Путем учения. Но зубрить роль нельзя.

А кончил Сергей Юрьевич свой глубоко артистичный или артистично глубокий вечер словами невеселыми: «У меня ощущение необыкновенной опасности поворота в стране, в которой мы живем. Тупики… подводят нас к черте, за которой все может быть».

Если учесть, что сказано сие было в 2003 году, то есть 13 лет назад, то думаю, что за это время опасность в стране только возрастала, а число тупиков увеличивалось.

Отчего? Почему жизнь в России застоялась, повторяет свои прежние, казалось бы, давно изжитые формы? Не в том ли причина, что наша история нам неизвестна? Что даже недавнее прошлое — для многих из нас — темный лес?

В том же 2003 году, когда Юрский сокрушался о тупиках российской жизни, молдавский писатель, пишущий по-русски, Ион Друцэ написал пьесу «Вечерний звон, или Ужин у товарища Сталина». В 2008 году по ней был поставлен спектакль в Театре «Школа современной пьесы», в котором Сергей Юрский стал и режиссером, и исполнителем главной роли — Иосифа Виссарионовича Сталина. Вчера после долгих размышлений, что у Юрского посмотреть, — я остановилась на этой новой для меня работе мастера. И не пожалела.

Итак, спектакль «Вечерний звон, или ужин у товарища Сталина».[3]

В Перестройку мои десятиклассники хором меня умоляли не давать им сочинения о Сталине, они-де устали от этой темы, им хочется уйти от нее, отвлечься. Дура, я шла им навстречу. И к чему в итоге все пришло? Тиран и палач, уничтоживший миллионы своих же сограждан, снова поднимается на щит. А общество «Мемориал», собирающее свидетельства преступлений сталинщины, находится под угрозой закрытия.

В смирную «хрущевскую оттепель», последовавшую после 5 марта 1953 года, новый партийный вождь на партийном съезде сделал свой доклад о «культе личности» Сталина. Доклад этот был «закрытым», читался по партийным организациям. Народ от акции был отстранен, в докладе, текст которого по сей день содержит купюры, говорилось о сталинских преступлениях не против всего народа, а только против партии и ее членов.

Началась реабилитация невинно осужденных. Она не сопровождалась судами над доносчиками и палачами. Сталина боялись обозначить словом «преступник», говорилось лишь о «перегибах».

В Перестройку открылись архивы (не все, и какие-то быстро снова закрылись), и оттуда потекла информация, скрытая прежде от глаз.

Как брали, допрашивали, пытали, расстреливали без суда и следствия, как уничтожались целые народы, как скрывались и маскировались следы преступлений, как и что доносили.