Современники Кржижановского не ощущали эту органическую связь между критикой и художественным вымыслом. Имя Кржижановского ассоциировалось у них прежде всего с театральными инсценировками и журнальными публикациями на театральные темы, а не с художественной прозой. Для нее у него не было влиятельного покровителя. Хуже того, дело обстояло с точностью до наоборот. В 1933 году диккенсовед Евгений Ланн отправил несколько повестей Кржижановского Максиму Горькому, только что вернувшемуся в СССР и вскоре получившему поручение изменить лицо советской литературы соответственно времени. Горький пренебрежительно отозвался об этих произведениях как о чересчур интеллектуальных, более подходящих для XIX столетия и не отвечающих интересам рабочего класса[372]. Кржижановский умрет в 1950 году, но этот катастрофически авторитетный читательский отзыв продолжит делать свое недоброе дело. Когда в начале 1980-х годов Вадим Перель-мутер сделал попытку опубликовать небольшой невинный рассказ Кржижановского в газете «Литературная Россия», редактор дал отказ. Как он мог напечатать автора, о котором Горький сказал так мало хорошего? Немногочисленная группа писателей – Евгений Лундберг, Сергей Мстиславский, «московские англофилы» Евгений Ланн и Михаил Левидов – энергично поддерживала Кржижановского и до, и после его приема в Союз писателей в 1939 году. Однако эти доброжелатели и сами не были в фаворе. Левидов, который в середине 1930-х годов с энтузиазмом рекомендовал Кржижановского издательству «Academia» для написания комментариев к новому изданию комедий Шекспира, был репрессирован и расстрелян в 1942 году. Более молодые сторонники заявили о себе только после смерти Сталина. Набирающий авторитет шекспировед Александр Аникст был среди тех, кто изучал рукописи Кржижановского как член назначенной Союзом писателей официальной комиссии, получившей доступ к архиву писателя[373]. В 1958 году комиссия рекомендовала к публикации двухтомное издание прозы и литературной критики Кржижановского. И вновь проект рухнул из-за неблагоприятного читательского отзыва. Как советское издательство могло напечатать литературного критика, который, анализируя комедии такого великого реалиста, оптимиста и носителя авантюрного духа Ренессанса, как Шекспир, настаивал на том, что видит неразрывную связь между снами и смертью?

* * *

Одна из задача этого тома – напомнить современным читателям факты жизни, прожитой в основном под спудом. Ибо вторая и третья жизни Кржижановского – то есть его ныне опубликованная художественная проза и переводы его произведений – затмили собой таинственную первую, «настоящую», публичную жизнь. По большей части она была отдана работе корректором, переводчиком, лектором, педагогом и связана с Московским камерным театром (МКТ) или с созданием инсценировок для него. Основатель Камерного и его главный режиссер Александр Таиров подружился с Кржижановским вскоре после того, как тот приехал в Москву из Киева. Скорее всего, Таиров увидел в этом философствующем полиглоте, писавшем остроумно и ярко, отчаянно нуждавшемся в работе, идеального выразителя идей своего космополитичного, актероцентричного «синтетического» театра. В то время Камерный противопоставлял себя и радикальному авангарду Мейерхольда, и сценическому натурализму Станиславского[374]. В 1923 году Кржижановский начал писать хлесткие поэтические «политические заявления» для издававшейся Камерным театром газеты «7 дней МКТ»[375]. Он уже читал лекции по философии театра и психологии актера в Актерской студии Камерного театра; эта почасовая подработка оказалась самой длительной в его жизни[376]. В той степени, в которой этот мыслитель-одиночка мог вынести работу в коллективе, Камерный театр стал для него профессиональным домом. В своих рукописных «творческих биографиях» (для ежегодных проверок внештатных работников, которые проводились органами безопасности) Кржижановский обычно называл себя театральным работником. В его автобиографии, датированной 1938 годом, то есть написанной через год после того, как «Тот третий» был благополучно припрятан, содержится такая строчка: «Сейчас всецело посвятил себя теории и практике драматургии»[377].