На следующее утро лицо Хильды выглядит куда спокойнее.
— Хорошие капли принес, он никогда так долго не спал, — медленно помешивая, она кипятит молоко на плите. — Может, разбудить? А то весь ум проспит…
— Э-э! — я возражаю. Пускай спит, пока спится! Если в поэтическом описании природы можно увидеть американский десант, такой ум не проспишь.
Вечером Борис неразговорчив. Он рассеянно упоминает о каком-то, заключенном в двадцать восьмом году, договоре о дружбе и торговле между Североамериканскими Соединенными Штатами и не забывает рассказать о британцах, которые накапливают силы для строительства туннеля под Ла-Маншем. Английская армия должна по нему попасть во Францию, а потом — в Латвию. Борис выглядит рассеянным. Мы с нетерпением ждем, а он и не собирается расспрашивать о том, как Рудис вчера ночью встретил американцев. Возможно, ему это больше не кажется важным, а вот Рудис целый день напрягался, пока сочинял сказочку. И что — все зря? Умственные усилия и полет фантазии коту под хвост? Так получается. Рудис поскучнел, зато Борис зевает во весь рот, пока на ночь глядя не заваливается подремать еще часок. Капли хорошо действуют.
Когда приходит Тамара, Рудис благодарит ее и вынимает из кармана небольшой пузырек с таблетками. На этикетке значится «Кодеин».
— Сказали, что эти успокаивают, но, оказалось, хватило и твоих. — Мы детям в больнице тоже иногда даем кодеин. От кашля.
— Что? Детям?! Значит, меня одурачили?
— Нисколько. Одна помогает одолеть кашель, а, если выпьешь три-четыре, станешь спокойным как… ну, как цветочный горшок.
— Почему как цветочный горшок?
— Нипочему, просто на глаза попался, — она указывает на горшок с геранью.
— Ясно, — Рудис кладет пузырек с таблетками в ящик стола. — Будет про запас.
Через пару дней, проведенных в бункере, Гец становится неуемно активным. Безделие изводит, или, как он сам говорит: сколько можно бить баклуши. Он хлипкий, но все равно хочет действовать, и, похоже, именно он, а не Рудис уломал Колю заняться мыловарением. Коля при всем своем желании не отказал бы, ведь недостаток моющих средств становится острее с каждым днем. Беглым карточек пока не дают, а того, что получает он и Алвине, на восьмерых хватает только руки помыть и то на полмесяца. А еще рот, и ноги, и задница, и ворох всякого белья. Мыло нужно, как хлеб насущный, да и свечи в подземелье тают, как первый снег. Рудис хоть и старается раздобыть все, о чем его просят, но он же не факир, чтобы из ничего сделать что-то, да и рейхсмарки с неба не падают.
Чтобы было сытно, чисто и светло, Гец кое-что придумал. Он просит Рудиса передать привет госпоже Лейте-Дусмане, которая владеет кабинетом шведского массажа и лечебной косметики, и заодно спросить насчет парафина. Гец тихо надеется, что у дам больше нет времени на заботы о стройности ног, спрос на парафиновые компрессы упал, и сырье, возможно, валяется без дела. Он не ошибся. Привет, переданный Рудисом госпоже Лейте-Дусмане, подкрепляли продукты, а в ответ он получил наилучшие пожелания Гецу и его дочерям, к которым прилагались три объемных ящика с обломками многократно использованного парафина и много килограммов пальмового воска. Пока нет всех составляющих сырья для мыла, открывается свечная мастерская. Реня плетет фитили из хлопковых нитей, Циля готовит раствор селитры и аммиака, в котором вымачивать изделия сестры, — свечи с такими фитилями горят куда ярче. Миколе, который до службы учился на слесаря, доверено изготовить формы для отливки свечей из куска оцинкованной жести, а Валдик позднее растопит печь на черной кухне и будет плавить парафин. Еще остается Сергей, но его Коля бережет как зеницу ока, буквально не отпускает ни на шаг. По мнению Николая, Серж самый серьезный и толковый парень, он занимается расширением тайника, когда хозяин занят.