И. Бродский в стихотворении 1976 года, адресованном другому эмигранту, М. Барышникову, с ироничной небрежностью описывает Кировский театр как бастион местной истории («замок красоты»), сохранившийся по счастливой случайности. Здесь сам поэт и все ленинградское общество могли «втиснуть зад» в «имперский мягкий плюш», глядя через ров оркестровой ямы на красавицу, «с которою не ляжешь». Со времен, когда единственным, что взлетало в воздух, была Павлова, театральная жизнь не изменилась (см. [Бродский 2011,1:362]). Спустя пару десятилетий

B. Гандельсман вспоминает постановку «Горя от ума» в БДТ в начале 1960-х не столько из-за ее достоинств (поэт пренебрежительно упоминает «обезьянничанье» дородных, мелодраматически вздыхающих актрис), сколько в связи с личной драмой: «Его ли предпочтешь на выпускном балу?» [Гандельсман 2010: 138]. Для А. Битова балет был тавтологией именно потому, что он был невероятно к месту: вопиющий пример фантазматической театральности Петербурга [Битов 2000: 133].

Все это отнюдь не означает, будто в городе все вечно были чем-то недовольны.

В Ленинграде была своя элита чрезвычайно образованных меломанов, театралов и балетоманов. Последние обладали энциклопедическими познаниями о репертуаре и танцорах и приходили на представление только в том случае, если знали, что ту или иную партию будет танцевать любимый артист[1052]. В целом же они избегали пристрастности. Позвонить в кассу, чтобы узнать, кто сегодня танцует, было вполне комильфо – равно как и переплатить за билет на спектакль, если в нем танцует настоящая звезда. После виртуозно исполненного танцевального па публика обычно аплодировала, даже если это нарушало ход представления. Но кричать «браво» или громко освистывать исполнителя считалось вульгарным. У ведущих исполнителей были поклонницы (таких в Москве называли «сырихами») – они не жалели денег на букеты и относились к своим кумирам с благоговейной преданностью, но клакеры играли гораздо меньшую роль, чем в Большом или Ла Скала[1053].

В любом случае экспертами были или хотели быть далеко не все. Для многих приятный вечер означал поход на популярную классику – «Кармен», увертюру «1812 год», «Лебединое озеро»[1054]. Искусство выполняло не только интеллектуальную, но и социальную функцию. «Это просто было принято», – вспоминает один мужчина[1055]. Как и популярные книги, билеты на то, что, как считалось, стоит посмотреть, были одновременно доступны и недоступны: они стоили недорого, но их было мало. «Проблемы купить эти билеты не было. Проблема достать – была», – объясняет один респондент разницу между «купить» и «достать»[1056]. В часы работы касс в самых популярных местах толпился народ, больше всего желающих приобрести «лишний билетик» собиралось перед началом представления[1057].