Хотя многие «поселения» были моногородами, они являлись не только продуктами индустриализации, но и результатами сельскохозяйственных реформ эпохи Хрущева и Брежнева, когда людей переселяли из «бесперспективных деревень» в областные центры[1398]. Однако то, что российские географы назвали рурбанизацией – внедрение городских ценностей в сельской местности [Нефедова 2001: 383], – не было подкреплено улучшением инфраструктуры. Отсутствовали элементарные санитарные условия, случались перебои с электричеством. Из-за этого люди все сильнее стремились перебираться с окраин региона в центр – процесс, ускорившийся (как и в Европе в то время) в силу модернизации деревень, по мере того как телевидение и промышленная продукция демонстировали, что на самом деле может предложить человеку большой мир.
Летние гости
Летние гости
Приобрести сезонное жилье за городом было намного проще, чем переехать в город, и со временем этот процесс только упростился. В 1940-е и 1950-е возможность иметь постоянный загородный дом была особой привилегией, предоставляемой исключительно высокопоставленным лицам. Курорты Финского залива, такие как Зеленогорск (Терийооки), Репино (Куоккала) и Комарове (Келломяки), были анклавами казенных (государственных) дач, предоставлявшихся по указанию сверху партийным и городским чиновникам, членам Академии наук и «творческих союзов» (Союза писателей, архитекторов и т. д.) и другим важным для местной иерархии фигурам. Люди поскромнее могли арендовать домик у кого-то из городских шишек, а чаще у местного жителя, желавшего немного заработать летом (см. [Ловелл 2008])[1399].
Ситуация изменилась в 1960-1970-е, когда началось масштабное движение по созданию «садоводческих товарществ» – инициатива, возникшая в конце 1940-х годов[1400]. Это были небольшие участки (чаще всего шесть соток, то есть 0,06 гектара)[1401]. Участки предназначались в первую очередь для выращивания овощей, но на них можно было строить дома, хотя и строго контролируемых размеров. По ленинградским правилам максимально допустимые размеры подобных построек ограничивались площадью в 25 кв. м (с неотапливаемым чердаком и верандой) и высотой не более 6,5 м[1402]. Ограничения были введены для того, чтобы эти садоводства не сделались постоянными местами проживания; этим же объяснялся запрет на отопление и утепление домиков для зимнего использования.
Несмотря на все препятствия, количество загородных домов стремительно росло. Число членов садоводств в Российской Федерации увеличилось с 40 000 в 1950 году до 3 000 000 в 1970-м и 8 500 000 к 1990 году [Нефедова 2001: 385]. К 1990 году почти у четверти семей в Санкт-Петербурге были огороды (менее 10 % этого числа имели еще и дачу) [Там же: 387]. Некоторые относились к садоводствам с презрением. Например, географ Б. Родман называл их «трущобными сверхгородами» (цит. по: [Нефедова 2001:386]). Ленинградцы старшего поколения вообще не считали их дачами. Согласно Н. Слепаковой, типичная картина представляла собой «…домик малый / С обшарпанным крыльцом / И садик захудалый / С костлявым деревцом» [Слепакова 2012: 247].