8.3. Большой Меншиковский дворец, Ораниенбаум, 1985

Объектом подобной заботы становились отнюдь не все исторические здания. Дворцы Ораниенбаума, относительно мало пострадавшие во время войны, начали привлекать к себе внимание реставраторов лишь спустя пять десятилетий после восстановления дворцового комплекса в Царском Селе. В 1980-х Большой Меншиковский дворец еще использовался как военный институт; павильоны по краям здания были закрыты лесами, а парк находился в запущенном состоянии[1375].

Чем дальше от города, тем более бессистемными были попытки реставрации и сохранения объектов. В послевоенные годы никто бы не стал агитировать за снос средневекового монастыря, что в 1932 году предлагалось сделать с Кириллово-Белозерским и Валдай-Иверским монастырями, а также с Ферапонтовым и Горицким монастырями [Черепенина, Шкаровский 2000:150][1376]. С конца 1940-х предпринимались усилия по охране крупных комплексов церковных зданий и противодействию попыткам местных администраций колхозов использовать церкви, внесенные в списки охраняемых памятников, как места для хранения тракторов и ремонта техники[1377].

Однако официально памятниками в области считались лишь немногие исторические здания, а обслуживать уже признанные памятники было не так легко, учитывая расстояния и труднодоступность. Из 57 церквей, внесенных в список в 1950 году, 11 к началу XXI века исчезли с лица земли или превратились в руины: одни были снесены намеренно, другие сгорели, а некоторые просто обрушились[1378].

8.4. Свято-Николаевский собор, Старая Ладога, сентябрь 2012

Церкви, особенно деревянные, были легкой добычей для воров (кражи иногда совершались с прямого согласия местных властей), пожаров, стихийных бедствий и времени[1379]. Из списка церквей Ленинградской области только две использовались для богослужений, поэтому вероятность, что местные общины будут вкладывать средства в их охрану, была мала[1380]. Реакцией властей на плачевное состояние таких объектов стали экспедиции сотрудников ленинградских музеев, наделенных правом на вывоз любых предметов, обладающих художественной или исторической ценностью. Однако подобные действия, помимо прочего, способствовали уничтожению местной истории и культуры – не зря местные общины отвечали протестом на изъятие почитаемых ими икон[1381]. Вплоть до 2010-х состояние Введенского монастыря XVI в. в Тихвине служило примером того, какая судьба могла ожидать при советской власти даже самые значительные исторические постройки: главные церкви монастыря, крытые жестяными крышами, без покраски и штукатурки разрушались, а в церкви Рождества Богородицы все еще размещался детский спортивный зал[1382]. Даже в Старой Ладоге собор XII в. в Никольском монастыре десятилетиями оставался в полуразрушенном состоянии – а ведь это был не просто охраняемый объект; в 1948 году собор был отреставрирован группой из Ленинградского государственного университета, но это не помешало местной МТС использовать его в качестве склада сельхозтехники[1383].