Временами официальные источники показывали и иную картину. В 1967 году в «Ленинградской правде» сообщалось о совхозе, где условия работы были по-настоящему ужасными. Столовая почти всегда была закрыта, да и все равно была не по карману местным жителям, поэтому им приходилось брать еду из дома, но даже с этим возникали проблемы, так как в местном магазине ничего не продавалось, кроме водки (ее можно было купить в любое время и в любом количестве). Невозможно было купить даже лук, макароны или селедку. В небольших городах дела порой обстояли не лучше [Вишняков 1967][1368].

В частном порядке жители провинции жаловались и на массу других вещей. У работников молочных хозяйств не было ни санитарных помещений, ни даже емкостей для хранения, а молоко портилось из-за того, что маслобойня закрывалась до того, как заканчивалась вечерняя дойка; катастрофически не хватало промтоваров; в дефиците были такие продукты, как колбаса и безалкогольные напитки; заработная плата была низкой, особенно у женщин; недоставало кормов для животных; транспортное сообщение было ужасным. Экологическая ситуация в деревне была порой не лучше городской, учитывая, что некоторые отрасли промышленности в отдаленных районах, такие как целлюлозная, сильно загрязняли окружающую среду[1369].

Местные власти тоже себя особо не утруждали. Партийные активисты, осуществлявшие при поддержке ленинградских культурных учреждений «шефство над деревнями», поражались своим коллегам на местах: последним было откровенно плевать на культурно-массовую работу, а искусство импрессионистов они считали «антисоветским»[1370]. Передвигаться по сельской местности было трудно – дорога от города до райцентра занимала шесть часов[1371]. Конечно, жалобы лишь одна сторона медали: многие представители старшего поколения прекрасно понимали, что условия в провинции существенно улучшились по сравнению с предыдущими десятилетиями[1372]. Тем не менее миграция в Питер была неотвратимой данностью. В период с 1959 по 1989 год численность сельских жителей сократилась на 50 % [Соболь 1992].

8.2. Улица в Ораниенбауме, 1985

Область была обделена и в плане официальной исторической памяти. В некоторых местах русские поселения возникли гораздо раньше, чем в ближних пригородах Петербурга. В 1944 году в списки по области было внесено 254 архитектурных памятника, и все они были построены в 1800-е или ранее[1373]. Даже после войны в области осталось немало важных памятников, в том числе крепость Орешек и город (ныне село) Старая Ладога. Дворцы Пушкина (Царское Село), Павловска и Петродворец (Петергоф) – один из крупнейших проектов послевоенной реставрации во всем Советском Союзе – административно находились в черте города, но сохраняли функциональную автономию[1374]. Населенные пункты вокруг дворцов, пусть и утратившие часть своей дореволюционной изысканности, по-прежнему оставались желанными местами для жизни со своими традиционными улочками, утопающими в зелени.