Кое о чем Дункан в своем письме умолчал. Он не написал мне, что познакомился с Патрисией, женщиной под тридцать, которая рисовала декорации в «Метрополитен-опера». Очень высокая, с длинными вьющимися волосами, она производила впечатление прожженной уличной девицы. Жила Патрисия в еще более неспокойном районе города — так называемой Адской кухне, на углу Сорок девятой и Десятой авеню. «Это вонючая жопа мира, детка», — говорила она в характерной резкой манере, с нью-джерсийским выговором. У Патрисии была студия на пятом этаже без лифта, но жить там она опасалась с тех пор, как в середине августа ее пожилую соседку нашли изнасилованной и задушенной. С момента знакомства с Дунканом она почти все ночи проводила в его постели. А когда появилась я и не только устроилась в алькове семь на четыре, но и постоянно слонялась по квартире, Патрисия не пришла в восторг. Услышав однажды вечером мои слова о том, что я бы хотела возобновить учебу в каком-нибудь университете, где я могла бы быстро освоиться, с приличным уровнем преподавания, но подальше от Нью-Йорка и моей семейки, Патрисия стала расхваливать мне Университет Вермонта:

— Положим, он в другой весовой категории, чем те колледжи, где ты училась, но мне там нравилось. Народ там вполне серьезный, не слишком охоч до пьянок и гулянок. Так что я уверена, что в Берлингтоне тебе понравится. И, кстати, у меня приятельница работает в приемной комиссии.

Удивительно, как много в жизни решает случайность. Я часто думала о том, как получилось, что по пути к вокзалу Коннолли Киаран выбрал именно Тэлбот-стрит, а не свернул на одну из параллельных улиц. И о своем решении зайти в магазин за сигаретами, и о той болтушке, которая никак не отпускала продавца, — все это задержало нас на несколько минут — роковых, решающих минут. Реши я купить сигареты на вокзале, и к моменту взрыва бомбы мы были бы уже далеко от его эпицентра. И я сейчас была бы не здесь, на полу в квартире своего бывшего соученика, который, кстати, в прошлом году лишь по чистой случайности не стал моим парнем. Но я выбрала не его, а Боба… и дело кончилось тем, что я сбежала в Дублин. А результатом этой небольшой эскапады стало…

Через неделю после нашего разговора я катила в длинном и медленном поезде до Берлингтона. Патрисия позвонила своей подруге из приемного отделения и даже договорилась с другой своей берлингтонской подругой — пацифисткой по имени Рейчел, — чтобы я какое-то время у нее пожила. Эта высокая, неизменно жизнерадостная молодая женщина с косами до талии и очень добрыми глазами работала в магазине диетических продуктов, входила в местную труппу экспериментального танца и жила в старом доме в стиле Гранта Вуда. Дом этот, хоть и был разделен на отдельные квартиры, все равно напоминал своего рода коммуну. Видно, Патрисия ввела Рейчел в курс последних событий моей жизни, потому что, когда я приехала, та была со мной невероятно предупредительной. Мало того что все время порывалась приготовить мне зеленый чай, так еще и гладила по плечу с подчеркнутым участием.