— Папа на самом деле работал на ЦРУ. Не напрямую, как их агент, а как человек, располагающий ценной для них информацией благодаря его связям в Чили. И это помогло ему спасти Питера от неминуемой гибели.

— Папа и Питер оба были в Дублине, вместе навещали меня в больнице. Когда я спросила Питера, он сказал, что они нормально общаются.

— Хочешь знать правду?

— Конечно.

— Не считая времени, проведенного в твоей палате, да еще разговоров с полицейскими, в посольстве и с ирландскими чиновниками, они слова друг другу не сказали. Папа мне говорил, что пару раз приглашал Питера поужинать вместе, но тот отказался. А Питер рассказывал, что стоило им вместе выйти из твоей больницы, как тут же начался горячий спор о том, кто из них что делал там, в Чили, и отец назвал его «мальчишкой, который полез в революцию только ради того, чтобы заняться сексом». Насколько я понимаю, Питер в ответ наорал на него посреди улицы и назвал убийцей. Рядом оказались двое копов, которые их буквально растаскивали, когда они начали бросаться друг на друга с кулаками.

— Ничего себе, — протянула я. — Мне даже в голову не приходило…

— Ну, они не хотели идиотничать у тебя на глазах, тебе и так пришлось несладко. Мне сейчас тоже не по себе из-за того, что все тебе выложил, но ты спросила… и имеешь право знать правду.

— Но что в данном случае правда? Папина версия произошедшего, версия Питера или твоя собственная трактовка?

— В этой истории нет правых и виноватых. Если честно, все вели себя по-дурацки.

— Боже, Адам, как изящно ты это выразил.

— Я устал жить среди постоянной лжи и обманов.

— Каких это? Ты о чем конкретно?

— Ой, сестренка, умоляю, не провоцируй меня.

— Ладно, не буду… если ты перестанешь наконец называть меня «сестренка».

Это был наш последний разговор, в котором так или иначе упоминалась таинственная прошлая жизнь. Адам никогда больше ни во что меня не посвящал, однако всегда по первому моему зову приходил на помощь. Например, когда я попросила собрать мое барахло.

— Ого, я совершенно по-другому представляла себе твоего брата, — сказала Патрисия после того, как Адам напряженно просидел полчаса в нашей компании, согласившись выпить пива «Лёвенброй», предложенного Дунканом, привыкая к богемной обстановке в квартире и к тому, что на Патрисии не было ничего, кроме лифчика с леопардовым принтом и мизерных шортиков.

От косяка, который Дункан тоже предлагал, брат отказался, как и я, помня, что Адам весьма настороженно относится ко всему, что связано с наркотиками.

Вскоре после этого он торопливо откланялся, вот тогда-то Патрисия и отпустила свой комментарий, заметив: