В философской науке признана и эффективно работает единая диалектическая цепь понятий: «единичное» – «особенное» – «всеобщее». Следуя западной модели общественного развития, основанной на единичном, А. Д. Сахаров в своем конституционном проекте, мне кажется, невольно жертвует средним термином – «особенным». То есть коллективными, групповыми, национально-народными и, наконец, общесоциальными интересами. От единичного он предпочитает делать шаг непосредственно к всеобщему. И это вряд ли верно. (Думаю, не случайно и у его последователя-комментатора Баткина отсутствует хотя бы попытка различения культуры личности, дорогой ему, и культуры общенародной, а также общечеловеческой).

Третья сквозная идея Сахаровской конституции – это конституционное обеспечение многопартийной парламентской демократии. Полагаю, ее можно рассматривать, анализировать вместе с идеей четвертой, которую Э. С. Орловский – еще один комментатор проекта – обозначил как «равенство всех республик в сочетании с дифференциацией условий их вхождения в Союз»[579].

Вопросы демократической организации государства, его структуры и всей общественной жизни были разработаны Сахаровым весьма тщательно, даже скрупулезно. При этом автор не пытался, как говорится, заново изобретать велосипед. По свидетельству Баткина, «Сахаров охотно принимал во внимание мировой, особенно североамериканский опыт»[580]. Российский опыт, впрочем, тоже привлекался – исключительно в качестве негативного примера. «Ведь главное, – разъясняет комментатор позицию академика, – достаточно проверено мировой и (хотя бы в отрицательном смысле) отечественной историей: всем нашим мучительным, позорным прошлым и настоящим», «тотальным кризисом “реального социализма”»[581] и т. д.

В разделе, посвященном национально-государственному устройству будущего Европейско-Азиатского Союза, не случайно появляются упоминания об «империи» и «имперскости»: именно этому, по Сахарову, Баткину и их сподвижникам, следовало искать демократическую альтернативу. В СССР «союзные республики (были)… подчинены имперскому наднациональному центру – это неравноправное устройство уничтожается», – комментирует текст Конституции Баткин. – «Никакого «центра» над республиками нет»… «Не центр “расширяет права республик”, а они вручают их центру»[582].

Что правда, то правда: разрабатывая свой конституционный проект, Сахаров заботился о суверенности государств, объединяющихся в Союз. Самым тщательным образом просчитывал он, какие свои функции и на каких условиях республики делегируют «наверх», т. е. на вышестоящий, общий уровень управления. Ах, если бы с такой же детальностью оговаривал он условия вхождения всего Союза в состав мирового целого! Этого, к сожалению, не случилось. Сам термин «суверенитет» (вспомним, по ассоциации, сурковскую «суверенную демократию») в соответствующей, начальной части текста Конституции практически не употребляется. Когда Л. М. Баткин заявляет, что «весь конституционный процесс преобразования идет снизу вверх»[583], – это верно ровно наполовину. Во второй, условно, части проекта, где излагаются принципы внутреннего устройства будущего государства, действительно реализуется принцип «снизу вверх» В первой же части вектор избран противоположный: «сверху вниз». Многократно и безоговорочно подчеркивается приоритет наднационального уровня над национальным. Указанная непоследовательность в проведении единых принципов демократии как во внутренней, так и во внешней политике государства, увы, имплицитно присуща сахаровскому конституционному проекту. И, конечно, она не случайна; в конечном счете разнонаправленности выделенных тенденций обусловлена общим характером сахаровского глобализма, о чем уже говорилось выше.