Социальный тип мещанина характеризуется крайней суженностью кругозора, лишь ненамного выходящего за пределы удовлетворения элементарных потребностей и обеспечения личного благополучия (пусть даже с включением в «личное» микросреды, ближайшего окружения).

Человек омещанивается, во-первых, по мере того как он утрачивает полноту своих связей: горизонтальных (в пределах одного уровня коммуникации) и вертикальных (принадлежность к общностям различных уровней, причастность разным сферам бытия)[736]. Ослабление и, тем более, разрушение каких-либо из этих связей ведет к упрощению и нивелировке иерархии ценностей данной личности, лишает её стимулов к саморазвитию, самосовершенствованию в направлении идеала («Абсолюта»); умаляет или вообще отменяет ответственность индивида за свои действия.

Во-вторых, омещанивание (=нивелировка и духовное обеднение) человека – следствие его недостаточной самореализации как свободной, суверенной, самодеятельной личности.

Совершенно очевидно, что безликую массу атомизированных, одномерных людей продуцируют прежде всего либерально-демократические государства Запада, превыше всего ставящие критерий экономической эффективности, успеха, престижа и т. п. Свой вклад в эти процессы вносили и вносят также тоталитарные общества, урезывающие в ряде существенных отношений права личности, преследующие инакомыслящих, сковывающие многие социально-значимые проявления частной инициативы. Суммарный результат действия всех этих факторов и есть «массовизация на минимизированной основе», т. е. усреднение и омещанивание индивидов.

Мещанство составляет, полагаем мы, самую обширную и влиятельную социальную среду из всех, питающих новоязыческие тенденции современности.

Социально-утилитаристскую подоплёку современного новоязычества с беспримерной откровенностью, граничащей с цинизмом, демонстрирует автор ранее упомянутой книги В. Б. Авдеев. Процитируем несколько изречений этого отечественного новоязычника:

«Эмансипация человеческого “я”, присущая всем языческим формам религиозности» (120) – вот что находится в фокусе современной эпохи.

«…Можно любить женщин, когда тебе за пятьдесят, радоваться жизни, нежиться в роскоши и веселье и при этом потрясать молодые умы всей земли революционностью смелых, никак не старческих высказываний, быть на самом острие религиозного поиска, быть человеком в высшем духовном понимании, писать научные книги и проповедовать» (115). «Все это можно сразу и сейчас, без готовых рецептов, догматической муштры чувств и ума, легко и просто» (116).