Следующее эссе – «Больной вопрос древней истории» – начинается такими словами: «Можно ли считать случайностью, что высшие взлеты творческого напряжения, какие только знало человечество, были суждены народам, разделенным на множество государственных образований?»[785]. Автор тоскует о раздробленности Удельного периода, о временах языческих, плюралистичных, предшествующих государственной централизации России, освященной монотеизмом христианской веры.

Сквозь парадный автопортрет поборника свободы и плюрализма проступает все тот же жесткий профиль неоязычника. Надо ли напоминать радикальному западнику о том, что культура предполагает не только «многоочагие», но и определенную корректность в обращении с духовными святынями любого народа? Что поощрение сепаратизма, разрушения целостности государства преследуется и по закону? Нам кажется это бесполезным: для «неоязычника» ни мораль, ни право не авторитетны. Поэтому М. Сокольский и не стесняется в выражениях, говоря об Александре Невском. Он для него – «вне всякого сомнения… национальный изменник», «позор русского исторического сознания…», и т. д., и т. п.[786]

Антихристианская, неоязыческая позиция М. Сокольского выражена в его книге вполне отчетливо, с ним все ясно. Удивляет другое: почему сектоведы из Нижнего Новгорода, выступающие под эгидой православного Братства во имя святого князя Александра Невского, не вступили в диалог со столь раскованным интерпретатором их символа веры?

В заключение считаем уместным сказать несколько слов еще об одном специфическом феномене, непосредственно примыкающем к неоязычеству и в какой-то степени повторяющем его судьбу – гностицизме.

Гностицизм – весьма древнее учение (точнее, совокупность религиозно-философских учений). Он старше христианства. Но временем его наиболее интенсивного развития и «классического» выражения стала эпоха заката античности и раннего христианства (I–III вв. н. э.). Поэтому гностицизм тесно связан, с одной стороны, с христианством, а с другой – с язычеством. Как отмечал В. С. Соловьев, «от сродных явлений религиозно-философского синкретизма… гностицизм отличается признанием христианских данных, а от настоящего христианства – языческим пониманием и обработкой этих данных». В гностических учениях, повторял он, «основные факты и учение христианства, оторванное от исторической почвы, разработаны в смысле языческой (как восточной, так и эллинской) мудрости»[787]. Не случайно уже в древности гностицизм нередко считался даже не самостоятельным учением, а христианской ересью.