– Я подумаю об этом, – сказал он.

На вокзале Флоренции ее снова ждал «роллс-ройс», но за рулем уже сидел не Бенито, а молодой человек, которого Урсула никогда прежде не видела. На нем тоже была униформа, он взял ее чемодан, энергично распахнул дверцу автомобиля, окинув ее жарким взглядом.

– У Бенито случился апоплексический удар, – рассказывал ей по дороге Кристофоро Вакки. – Не такой серьезный, как можно было ожидать, но водить автомобиль ему уже нельзя. Сейчас он живет неподалеку, в семье, которая заботится о нем, и, как только снова встал на ноги, приходит каждый день полировать Эмми – ну, вы знаете, фигурку на радиаторе…

Урсула кивнула. Padrone казался более худым, чем она его запомнила, почти прозрачным. Должно быть, уход Джона Фонтанелли сильно задел его.

– Синьор Вакки, мне очень жаль, что я так долго…

– Я знал, что однажды вы вернетесь, – мягко улыбнувшись, перебил он ее. – Это был просто вопрос повода.

Урсула глубоко вздохнула.

– Не знаю, понравится ли вам повод.

Она ошибается, наверняка. Наверняка она просто ужасно ошиблась в расчетах. Вакки в лучшем случае высмеют ее, в худшем – обругают. Завтра она снова поедет домой, сожжет все документы со времен учебы и попросится на работу на кухне «Параплюи бле». Она набрала в легкие воздуха и рассказала о том, что показалось ей странным в счетных книгах Джакомо Фонтанелли, чувствуя себя при этом так, как будто заказывает свой последний обед приговоренного к смерти.

Но когда она закончила, Кристофоро Вакки произнес только: «А!». Какое-то время он просто сидел, задумчиво кивая головой.

– Это старая загадка…

Урсула почувствовала, как широко раскрываются ее глаза.

– Вы об этом знаете?

Padrone улыбнулся.

– О да! Моя семья давно уже ломает себе над этим голову. И мы понятия не имеем, откуда в действительности взялось первоначальное состояние.

31