Джон кивнул.

– Да. Все довольно странно.

– Я так жалел, что меня не было дома, когда ты звонил из «Вальдорфа». Я как раз ездил в Японию на две недели. А когда вернулся, о тебе уже говорили во всех новостях, и я подумал, что звонить смысла нет.

– Да, это было бы довольно бессмысленно.

Пол полез в карман и достал футляр с визитными карточками.

– Но я поклялся себе, что дам тебе номер своего мобильного телефона, если мы когда-нибудь еще увидимся. И теперь я выполняю эту клятву. Нет, не говори ничего – клятва есть клятва, и кто знает, может быть, с тобой приключится что-нибудь такое… – Он нацарапал на обратной стороне карточки номер и протянул ее Джону.

Джон посмотрел на внушительную эмблему валютного фонда, не менее внушительную должность под именем Пола, перевернул карточку, прочел номер телефона и замер.

– Забавно.

Пол еще прятал ручку в соответствующий карманчик своего блокнота.

– Что? Что у меня есть мобильный телефон? Скажу тебе, я и шагу без него не делаю. Как только появятся такие, которые можно вживить в тело, я сразу себе приобрету.

– Нет, я имею в виду номер. Это ведь дата твоего рождения. Как тебе это удалось?

Пол поднял брови.

– Слушай, это же просто. Можно выбрать номер, а я обзавелся телефоном очень давно. Когда выбор еще был очень большим.

– Как бы там ни было, легко запомнить.

– Если знать меня.

Они присели. Джон – на кресло русского директора, Пол – на кресло саудовского, и они стали заполнять три года, прошедшие с тех пор, как они в последний раз виделись в квартире Пола в Вест-Виллидж. Джон был тогда бедняком, по уши в долгах. Два года назад Пол, как раз после того как Джон получил наследство, перешел с консультаций по вопросам менеджмента к работе в Международном валютном фонде и переехал в Вашингтон. Поэтому Джон не застал его тогда. Вот и все, что мог рассказать Пол. У него были новые очки, которые ему шли, упрямые темно-каштановые волосы были подстрижены по-новому, и это ему не очень шло, а в остальном он был все тот же: олицетворение ума, воплощенный здравый смысл.

Чтобы рассказать о том, что изменилось в его жизни за прошедшие три года, Джону понадобилось гораздо больше времени, и когда, он закончил, Пол долго и молча смотрел на него.

– Не знаю, то ли завидовать тебе, то ли сочувствовать, – наконец признался он. – Честно. Триллион долларов, боже милостивый! Даже неясно, то ли это кара, то ли проклятие. – Он рассмеялся. – В любом случае можно больше не переживать, что ты умрешь с голоду.

Джон тоже рассмеялся. Вдруг все стало как раньше. Как тогда, когда они сидели на стене разрушенного дома на Тринадцатой улице и обменивались предположениями и догадками относительно отношений с девочками.